— Запри-ка ее в камеру, чтоб не рыпалась.
Сержант и участковый взяли упиравшуюся женщину под руки и потащили по коридору, а Юрий, успев отступить на лестницу, чтобы остаться незамеченным, судорожно вытер внезапно вспотевший лоб. Эх, Надежда… И он снова вспомнил тот подмосковный осенний парк, сумерки, и стройные, загорелые ножки в белых носках, подарившие ему в тот вечер совершенно невероятное блаженство.
Не успев переступить порог кабинета Анастасии, Ирина зарыдала, и подруге пришлось вскочить с места, подхватить ее под руку и усадить на кушетку.
— Ну, что такое, что такое, успокойся, — бормотала она, доставая носовой платок. — Маша, ну-ка налей воды.
Медсестра послушно встала, налила стакан воды и протянула Анастасии. Та передала его подруге, а самой Маше сказала:
— Выйди пока, погуляй десять минут, да скажи очереди, что у меня небольшой перерыв.
Когда они остались одни, Анастасия присела рядом с подругой, обняла ее за плечи и ласково покачала.
— Ну все, успокоилась? А теперь рассказывай.
— Нет, не могу, не могу… Ты представляешь — иду домой, захожу в переулок, какие-то машины, выстрелы… испугалась, и вдруг Вячеслав… навстречу… Ой, Настя, как же он на меня посмотрел, какие же у него были глаза. Он умер прямо на асфальте, у моих ног!
— Умер? — опешила Анастасия. — А ну-ка — обо всем по порядку.
Однако прошло не менее десяти минут, прежде чем Ирина смогла более или менее связно поведать о событиях вчерашнего дня. За это время в дверь кабинета дважды стучали нетерпеливые пациенты, но Анастасия всякий раз выпроваживала их, а после второго раза заперла дверь на ключ и положила его в карман халата.
— Давай-ка покурим, — она подошла к окну, раскрыла форточку и достала пепельницу.
Ирина кивнула, взяла из ее рук сигарету и жадно затянулась. Анастасия, прислонившись бедром к столу, посмотрела на подругу сверху вниз и вдруг улыбнулась.
— А ты знаешь, кто сегодня явился ко мне на прием?
— Кто? — последний раз всхлипнув, спросила Ирина.
— Феликс Незнанский.
— А кто это?
— Ну как же, разве ты забыла… — тут сама Анастасия вспомнила, откуда знает эту фамилию — двустишия Незнанского им читал именно Вячеслав, а потому смешалась. — Короче, один молодой поэт, такой, знаешь, высокий, небритый и лохматый дылда, с абсолютно невинными детскими глазами и какими-то совершенно зверскими рыжими усами, которые он к тому же постоянно подкручивает.
Сначала я думала, что он засмотрелся на мою Машу — ну, ты видела, какая у меня медсестра…
Ирина кивнула — Маша была хорошенькой пухленькой девочкой с презрительными зелеными глазами.
— …Так вот, он все таращился на нее и таращился, ну, я уж подумала — влюбился парень, — Анастасия вдруг поперхнулась табачным дымом и засмеялась. — Но тут он вдруг говорит ей: «Простите, девушка, но вы не могли бы выйти, а то я стесняюсь при вас рассказывать доктору — тут он кивнул на меня — о своей болезни». Ну, моя Маша, естественно, обиделась, гордо встала и вышла в коридор. И тогда этот поэт подсаживается, кладет руку на мое колено, смотрит в упор своими невинными детскими глазками и изрекает:
Нет, ну представляешь себе сценку? Ирина кивнула и криво усмехнулась. — А ты что же?
Анастасия, довольная тем, что удалось отвлечь подругу от ее мыслей, лукаво засмеялась и продолжила:
— Я, естественно, скидываю его руку и спрашиваю: «На что жалуетесь?» А этот нахал в ответ: «На гиперсексуальность». Тогда я указываю ему на дверь и говорю: «Пошел вон!»
— И он ушел?
— Конечно, а что ему еще оставалось делать? Тоже мне, девочку нашел для таких шуточек.
Анастасия слегка лукавила, не став рассказывать все до конца. Дело в том, что она действительно выгнала молодого поэта, но не потому, что ее возмутило его нахальство — это-то как раз показалось весьма забавным — а по иной причине. Она прекрасно поняла, что Феликс объявился в ее кабинете не просто так, а «с подачи» Вячеслава. Она достаточно хорошо знала мужскую психологию и потому прекрасно представляла себе их разговор.
«Ну, стариков вашей поликлинике работает такая классная бабенка, что я не понимаю, чего ты теряешься! Темперамента до хрена, а мужа нет».
«Так познакомь, если уж сам познакомился».