– Здорово, Кирилл! Классно, что ты к нам пришел, нечего в такую звездную ночь сидеть в тепленьком гнезде, – просвистел Макс и полез к нему обниматься. – Смотри: у нас тут стол ломится от еды, помогай!
Стол и вправду ломился, но скорее не от еды, а от толстостенных бутылей с мутно-переливающейся пурпурной жидкостью. Часть бутылок стояла осушенными, часть же ждала свежих сил со стороны.
– Кирилл, познакомься с моим братом Костей, – толкнул его в спину Денис. – Может помнишь, вы когда-то несколько раз пересекались тут раньше?
Кирилл вытаращился, словно рыба, попавшая из знакомых морских глубин на берег: Костя оказался коренастым парнем лет двадцати пяти, с веснушками у глаз и толстым, как у боксера, носом. Непонятно, как вести себя – Кирилл впервые попал в такую ситуацию. Костя разительно выбивался из здешнего окружения, превосходя каждого из них и силой, и умом, хотя зачем крутился в компании малолеток – те и сами не знали. Но благодаря этому они среди подобных ватаг занимали привилегированное положение, и никто не решался занять их место в «Лисьей норе». Кирилл вспомнил рассказы Дениса о том, что в свое время Костя отсидел в колонии для малолетних преступников за то, что избил одного молодого, только выпорхнувшего из института учителя за двойку в четверти и отобрал у него кошелек. Прокутил он деньги весело, а очнулся в приемном отделении, за толстыми металлическими прутьями.
Костя, видя затруднения Кирилла, снизошел-таки к нему и дружески похлопал по плечу.
– Чего нос повесил, Кирилл? Располагайся с нами! Сейчас вот костер разведем... эй, – Костя присвистнул и Макс с подошедшим Виталей принялись сооружать высокий холм из веток. – Есть у нас чем согреться, есть с кем повеселиться, да, ватага?
Раздалось дружное улюлюканье. Костер затрещал, разгорелся, бутыль пошла наполнять пластиковые стаканчики. Сам воздух и звезды стали жарче, горячее. Кирилл и не заметил, как пошли веселые, отвязные застольные кричалки: всяк старался рассказать какую-либо интригующую историю из жизни за последнее время, а если таковой не находилось, то тут же импровизировал, на ходу выстраивая целые мыслимые и немыслимые злоключения, передряги и открытия.
– Класс! Эта история – лучшая из всех, что ты сочинил, Виталя! – Кирилл вовсю смеялся. – Ей-богу, с вами так здорово и весело, как ни с кем!
– Конечно. Это же тебе не зануды-одноклассники, – весомо заметил Денис. – Тут тебя на смех не поднимут, если ты вместо правого ботинка наденешь левый.
– И не станут тебя обзывать последними словами, если ты кому за обиду дашь в глаз, – добавил Костя.
– В точку, – пропел Денис.
– Нет, серьезно, парни, без шуток! Здорово, если мы всегда будем так дружны!
– Да, – захохотал Костя, – пока молодой, жизнь, как мед, в радость! Как долго это продлится?
– Да сколько захочешь, на самом деле! Мой отец скоро изобретет лекарство от старости, и его можно будет купить всем! – выпалил Кирилл под наплывом чувств.
Бутыль на столе дернулась и, потеряв равновесие, закружилась в хороводе – эти слова заставили Костю невольно вздрогнуть в тот миг, когда он собирался налить добавки. Все знали, что у Кирилла папа – ученый, и занимается какими-то там научно-медицинскими разработками. Об этом Кирилл раньше много говорил. Да что там – он гордился, что у него такой отец. Но, опять-таки, и это чувство лучше всего сочеталось со словом «раньше», как на отцветшую магнолию, указывая пальцем, говорят: «раньше тут цвели благоухающие, дурманящие лимонные лепестки».
Глаза у Кости забегали, лоб покрылся испариной, как у опытного ловчего, почуявшего запах добычи. Но он быстро взял себя в руки – осторожная дичь так же легко вспархивает от предполагаемой опасности, как и школьник, заподозривший неладное.
– Вот это история, Кирилл! Мы с удовольствием послушаем. Теперь твоя очередь рассказывать.
Все пораскрывали рты, и давай в поддержку хлопать и стучать по столу, требуя интересную историю.
– Да что там рассказывать? – смутился Кирилл. – Толком-то ничего и не знаю. Сегодня, правда, был на закрытом эксперименте в лаборатории.
Кирилл, с удивлением для себя, отметил, как легко выложил малейшие подробности дня и того, о чем строжайше требовали не распространяться.
– Да я и сам с полгода принимаю эти чудо-таблетки, – мальчик вновь заметил, как каждую клеточку тела наполняет давно забытая гордость за отца. – И представьте: никаких болезней, окунался зимой в проруби, ел снег на спор, на физкультуре легко пробегаю пять кругов на большом стадионе быстрее всех; мышцы – как канаты!
Виталя и Макс бросились пощупать, и с видом знатоков дружно закивали в знак одобрения.
Костя в это время наблюдал со стороны, как судья, оценивающий выступление спортсмена. И вместе с тем что-то прикидывал в уме и соображал.
– Вот бы посмотреть хоть на одну! – бросил он слово, и остальные мальчишки с живым любопытством стали упрашивать Кирилла показать эту чудо-таблетку.
– Если не попробовать – то хоть посмотреть! Ну, одним глазком, ну, пожалуйста, – голоса сливались в дружный хор.
Кириллу явно льстило такое внимание; он раскраснелся, как рак, засмущался.
– Да нет, у меня с собой их нет. Папа всегда дает мне ее перед сном. Иногда смотрит, как я запиваю ее, а иногда нет. Но и тогда не смог бы ее принести, – продолжил Кирилл в ответ на вновь посыпавшиеся просьбы, – ведь если достать из специальной герметичной упаковки – она через десять минут растворяется в воздухе! Словно ее никогда и не было. Отец говорит, что для ее сохранности там создана специальная среда. И повторить такую же в точности будет сложно.
– Так возьми у отца! Одолжи на время, незаметно, – предложил Костя, подмигивая.
– Не получится. Упаковку он всегда носит с собой. Во внутреннем кармане пиджака у него подкладка сделана для хранения одной начатой и одной запасной упаковок.
– Как любопытно, – холодно заметил Седюков-старший, и Кирилла почему-то больно кольнуло в сердце от этих слов.
Оставшееся время до рассвета в разговорах пролетело быстро: кто-то фантазировал, что как ужасно будет остаться в их возрасте после этих таблеток, другие уверяли, что этого быть не может, куда же тогда денутся бабушки? Костя сидел в отдалении и покручивал пустой бутылью по столу.
Наконец, забрезжил рассвет, и первые лучи нового дня озарили «Лисью нору», срывая с нее покров таинственности. Пора было расходиться по домам, да и спать хотелось. Условились снова встретиться на этом месте в то же время через несколько дней. Все с громким хлопаньем пожали друг другу руки, и по одному побрели в свои жилища.
Кирилл вернулся домой к девяти часам утра. В квартире было тихо и мирно. Только разбитая посуда, обломок ножки стула и разбросанная по коридору одежда с обувью говорили о том, что здесь накануне бушевала буря. Дверь в комнату мамы осталась полуприкрытой, и Кирилл осторожно, на цыпочках, стараясь не разбудить ее и не споткнуться, заглянул вовнутрь, убедился, что мама крепко спит, укутавшись в теплое одеяло. Соседняя комната отца пустовала – он ушел на работу. Измятая простынь и подушка, валявшийся на полу пульт, красноречиво говорили, что он долго не мог уснуть.
Кирилл разделся в своей комнате, проверил, что все его вещи хоть и разбросаны, но ничего не разбито, не побито: новенький ноутбук стоял целехонький, жив и невредим, что особенно обрадовало мальчика, так как с полгода назад в одной похожей ссоре старый ноут был показательно разбит о край стола; и вместе с ним утерялись навек многие ценные фотографии из детства Кирилла, вместе с длинной перепиской с девочкой Наташей из его же класса. Об этом Кирилл жалел больше всего и не утешился даже тогда, когда через неделю отец притянул новенький, более мощный, ноутбук.