ограничено данное время, но этот предел его теряется в потоке прошлого и будущего времени. Но как мышление, по крайней мере абстрактное, устраняет этот предел? Качественным изменением понятий; оно ограниченности данного места противопоставляет вездесущность, то есть не пространственное бытие, ограниченности данного времени - вечность, то есть не временное бытие. Так мышление вообще без дальних слов перескакивает от отдельного к общему и делает его самостоятельным существом, от первого существенно отличным. "Люди гибнут, но человечество остается". В самом деле? Но где же остается человечество, если нет людей? Кто же, таким образом, те "люди, которые гибнут"? Те, кто уже умер и кто живет? Но кто же - человечество, которое остается? Грядущие люди. Но мышление или человек, когда он мыслит, принимает всюду, как это мы видим на данном примере, любую определенную сумму за всю сумму, нескольких индивидуумов за всех и ставит поэтому на место этих пропущенных будущих индивидуумов, с которыми он в мыслях уже разделался, покончил, родовое понятие, человечество. Голова есть палата представителей вселенной, родовое понятие - представитель, заместитель индивидуумов, которые в своей бесконечной действительности не находят себе места в голове. Но именно потому, что родовое понятие есть представитель индивидуумов и что мы при словах - индивидуумы, отдельные - думаем лишь о тех или других отдельных, нам представляется - по крайней мере, в том случае, если мы имеем голову, переполненную родовыми понятиями, и воззрение действительности нам стало чуждым - как нельзя более естественным и разумным выводить отдельное из общего, то есть действительное из абстрактного, сущее из мыслимого, природу из бога. Тем не менее с этим выведением дело обстоит таким же образом, как со средневековой государственно-правовой фикцией, которая делает верхушку государства его фундаментом, согласно которой император, ведь император есть родовое понятие в области политики, в Риме только император назывался и был общественным лицом, остальные все были лицами частными, - император есть источник и основа всякого права, всякой власти, всякого благородства, тогда как первоначально или согласно действительной истории происхождения имело место как раз обратное: "власть масс", то есть по понятиям старых времен - "власть свободных людей", предшествовала монархическому принципу.
(15) При мышлении и высказывании, когда уже ради одной преемственности мыслей целое разрывают на части, коим придают самостоятельное существование, когда у индивидуума вырывают желудок из тела, сердце из груди, мозг из головы, когда образуется застывшая идея изолированной индивидуальности, то есть простого призрака, продукта схоластической мысли, - возможно, разумеется, и обратное, а именно, чтобы индивидуум имел своей предпосылкой общее понятие; ибо что такое индивидуум без содержания, без качеств, талантов или сил, которые делают человека человеком, но которые мы в мыслях об индивидууме различаем и делаем самостоятельными, как родовые понятия? То же, что нож, от которого при абстрагировании взяли прочь клинок. Конечно, идея или дело, ради которого я живу, не гибнет вместе со мною; конечно, разум не перестает существовать, если я перестаю думать, но лишь потому, что другие индивидуумы подхватывают это дело, другие индивидуумы думают вместо меня. "Индивидуумы меняются, интересы остаются", но только потому, что другие имеют тот же интерес, что и я, и так же, как и я, хотят быть образованными, свободными, счастливыми людьми.
К ЛЕКЦИИ ШЕСТНАДЦАТОЙ.
(16) О моих в этих лекциях высказанных политических взглядах только следующее коротенькое замечание. Уже Аристотель в своей "Политике", трактующей почти все вопросы современности, но, как это само собою разумеется, трактующей их в духе древнего мира, говорит, что нужно быть не только знакомым с лучшим государственным устройством, но и знать, для каких людей оно годится, ибо и лучшее не для всех подходит. Если поэтому мне указывают с исторической, то есть связанной с временем и пространством, точки зрения на конституционную монархию, разумеется на истинную, как на единственно для нас подходящую, возможную и потому разумную государственную форму, то я с этим вполне согласен. Если же независимо от пространства и времени, то есть данного определенного времени (и тысячелетия являются определенным временем), данного определенного места (ведь и Европа есть только место, точка в мире), монархию изображают как единственно или абсолютно разумную государственную форму, то я протестую против этого и утверждаю, что в гораздо большей степени республика, разумеется демократическая, является той государственной формой, которая непосредственно представляется разуму, как соответствующая человеческому существу и, следовательно, истинная, что конституционная монархия есть птолемеевская, республика же - коперниковская система политики и что поэтому в будущем человечества Коперник так же победит Птолемея в политике, как он его уже победил в астрономии, хотя некогда птолемеевская система мира также выдавалась философами и учеными за непоколебимую "научную истину".
К ЛЕКЦИИ ДВАДЦАТОЙ.
(17) То же самое относится впрочем не только к язычникам, но и к древним израильтянам. Когда даниты отняли у Михея его идола, он вслед им крикнул: "Вы взяли моих богов (или согласно другим - моего бога), которых я сделал". Впрочем, отнюдь не один только скульптор (пластический делатель изображений), но и - и притом в особенности духовный - делатель изображений - поэт - есть делатель богов. Достаточно вспомнить только Гомера и Гезиода! Овидий в четвертой книге своих писем с Понта говорит буквально следующее: