Такие более сильные выражения, в которых описано видение в начале главы 24 и чем Бог наделил бы свой народ, ещё сильнее воспламенили гнев Валака, и он, всплеснув руками, сказал: “Я призвал тебя проклясть врагов моих, а ты благословляешь их вот уже третий раз”. Мы должны помнить, что во всем этом Валаам мог сопротивляться власти Бога, которая довлела над ним, не более, чем его ослица могла сохранять спокойствие до этого. Мы не должны думать, будто ему хоть в малейшей степени нравилось то, что делал Бог. Все находилось во власти Бога, несмотря на то, что могло быть сделано против его народа, и это потому, что Бог привёл в замешательство врага, обратившегося за помощью к силе дьявола, чтобы навлечь проклятие на Израиль. На то Бог в своём высшем милосердии ответил столь великим выражением их благословения и с такой неожиданной стороны.
Однако остаётся ещё одна попытка свыше, если говорить о проклятии. В связи с этим Валак говорит Валааму, чтобы тот убирался, съязвив в его адрес по поводу того, что хотел бы почтить его и щедро воздать ему , но так уж вышло, что Бог удержал его. Но по всей видимости, пророк был неподкупен и не боялся власти царя. “Хотя бы давал мне Валак, - говорит он, - полный свой дом серебра и золота, не могу преступить повеления Господня, чтобы сделать что-либо доброе или худое по своему произволу: что скажет Господь, то и буду говорить. Итак, вот, я иду к народу своему; пойди, я возвещу тебе, что сделает народ сей с народом твоим в последствие времени”. Это действительно охватывает взглядом конец этого века.
Валаам говорит это в лицо угрожающему ему царю, говорит вопреки тому, что, казалось, было в его собственных интересах, говорит после того, как все было подчинено другому - решающему слову Бога, и теперь он не идёт на встречу с Богом и Бог не встречает его. Именно Он сказал это, дав повеление. Здесь упоминается не только имя Шаддай (Всемогущий), как в предыдущем пророчестве, но и Элион (Всевышний), который, вероятно, распоряжается миром, как ему угодно, принимая во внимание своё преднамеренное осуждение земли и защиту своего народа; и здесь пророк говорит о царе то, что последнему не хотелось бы слышать. Здесь повсюду употребляется слово “Иегова” <и>{Прим. ред.: в русском переводе - “Господь”.}, хотя в подходящей ситуации заботливо указано, что Он - Элохим, и там, где это уместно, - Шаддай и Элион. “И произнёс притчу свою и сказал: говорит Валаам, сын Веоров, говорит муж с открытым оком, говорит слышащий слова Бога, имеющий ведение от Всевышнего, который видит видения Всемогущего, падает, но открыты очи его. Вижу Его, но ныне ещё нет; зрю Его, но не близко”. Эти торжественные слова звучат как приговор, вынесенный этим человеком своей собственной душе. Как мало это касалось проявления воли или души! “Вижу Его, но ныне ещё нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова и восстаёт жезл от Израиля, и разит князей Моава и сокрушает всех сынов Сифовых. Едом будет под владением, Сеир будет под владением врагов своих, а Израиль явит силу свою. Происшедший от Иакова овладеет и погубит оставшееся от города”.
Даже увидев Амалика, он продолжает говорить и пророчит неизбежное несчастье тем, кто нападал на израильтян в пустыне: “Первый из народов Амалик, но конец его - гибель”. Затем, взглянув на кенеев, Валаам говорит: “Крепко жилище твоё, и на скале положено гнездо твоё; но разорён будет Каин, и недолго до того, что Ассур уведёт тебя в плен”. Но что же ждёт победоносного Ассура? “И произнёс притчу свою, и сказал: горе, кто уцелеет, когда наведёт сие Бог! придут корабли от Киттима, и смирят Ассура”. Таким образом, не имеет значения, будут ли то западные воины или восточные, много или мало будет противников, какими средствами они будут воевать или откуда придут. Амалик может быть первым из народов, и пусть Ассуру обещано быть последним - все равно беда настигнет и Ассура, и Евера: “Но и им гибель!” Настанет день Еммануила - не Давида или братьев Маккавеев; только Господь будет возвеличен в тот день.