Предположим, например, что мы смешиваем с Христом знание или сведения о той или иной истине или той или иной деятельности; разве, таким образом, это не подчёркивает определённые моменты, принижая значение Христа? Поэтому даже если бы вы смогли (но это невозможно) иметь истинно духовные знания наряду с Христом, кто заметил бы эти совершенства в сравнении с Христом? Давайте просто рассмотрим отдельный вопрос о первоначальной годности к общению, что всегда служит камнем преткновения для святых. Однако истина, касающаяся этого положения, обретается не только в исходной точке, но всем последующим. К чему мы можем по праву обратиться, если не к имени Христа? Это единственное, что всегда дарует силу Святого Духа, ибо основано на великом деле искупления Бога. Если это так, то мы заочно, так сказать, знакомимся с его настоящим помыслом. Что Дух совершает ныне? Он возвышает Христа. И не только превозносится его дело или его крест, и не столько возвышается его кровь, сколько сам Христос. Имя самого Христа есть истинное средоточие святых, в него и созывает Дух. Апостол говорит здесь, как говорил прежде в других местах: “Подражайте, братия, мне и смотрите на тех, которые поступают по образу, какой имеете в нас. Ибо многие, о которых я часто говорил вам, а теперь даже со слезами говорю, поступают как враги креста Христова”. Так, если вначале сказано о силе, которая противостояла злым делателям, служащим Богу по плоти, то сейчас представлена сила, которая обрушивается на извращающих христианство, превращающих его в земное воззрение, устремляющих свои помыслы на земное именем Господа Иисуса. Однако на фоне этого ярче выступает привлекательность самого Христа, если можно так выразиться.
В главе 2 становится ясным, что великий источник силы есть любовь и слава того, кто нисшел к нам, кто, даже придя таким образом, нисшел в самую преисподнюю, куда никто не мог сопровождать его. Однако мы можем следовать ему, стремясь уподобиться ему, в смерти, хотя в его смерти на кресте было нечто, присущее только ему одному.
В главе 3 не говорится о пришествии из славы в силу божественной любви, приведшей к его превознесению славой и новым образом в славу Бога Отца. Здесь мы видим того, который пребывает в славе и на которого обращены очи всех верующих; и поэтому со стороны неба следует осуждение порока. Ему остаётся одно - идти вслед той славы, что перед ним, до тех пор, пока он не будет в той же славе вместе с Христом. Вот - цель, поставленная перед нами в данной главе. Поэтому я утверждаю, что первая из них - это пассивная сторона христианина, а вторая - его активная. Пассивная сторона воссияла во Христе, нисшедшем на землю, активная же проявляется в оке, устремлённом на Христа, который и пребывает в славе. Последняя лучшего из людей отделяет от всего и побуждает все считать за сор, тогда как первая уподобляет сердце его любви.
Филиппийцам 4
Четвёртая же глава основана на обоих явлениях. Несомненно, апостол возвращается к сладостным чувствам, выраженным во 2-ой главе, но здесь они подкрепляются силой, даруемой Христом, увиденным в славе, как в 3-ей главе. Поэтому он начинает главу так: “Итак, братия мои возлюбленные и вожделенные, радость и венец мой”. Нельзя не заметить поразительную силу, с которой он выражает даже свои чувства, - “радость и венец мой”, “мои возлюбленные”; и не то, чтобы трудностей вовсе не было, их было много. “Умоляю Еводию [мы можем мимоходом отметить правильную форму, ибо Еводис звучит как мужское имя, в то время как здесь это на самом деле женское имя], умоляю Синтихию мыслить то же о Господе. Ей, прошу и тебя, искренний сотрудник, помогай им, подвизавшимся в благовествовании вместе со мною”. Согласно истинному смыслу высказывания, это не другие, а те самые сестры, которых он рекомендует Епафродиту, желая им благословения, -“подвизавшимся в благовествовании вместе со мною”- или видя, что они участвуют вместе c ним в “сражении в евангелии”. “Подвизавшиеся” выражает неправильный смысл, поэтому многие сделали неверный вывод, что они были проповедницами. На самом деле нет никаких причин полагать, что они вообще проповедовали. То, что они делали, по моему суждению, гораздо более подобает женщине. Они участвовали в “сражении в евангелии”, они приняли поношение, которое покрыло тех, кто проповедовал его. Это теряется в идее подвизания в нем. Мы, скорее, должны думать о “сражении в евангелии”: зачастую в нем всем доставалось поношение и боль, и презрение.