В духовном смысле, а также буквально, завеса, скрывавшая их состояние, не приподнялась над незримым миром. Но первым характерным результатом дела Христа на кресте было то, что завеса, скрывавшая святое-святых, порвалась сверху донизу. Итак, это начинается не с воплощения (ибо грех ещё не был осуждён и человек не обратился к Богу), но с креста и искупления. До тех пор не было спасения человека и его восстановления во втором человеке, пока Христос не стал первенцем из мёртвых. Поэтому ясно, что вся сущность нового воззрения зависит, во-первых, от божественности воплощённого Спасителя, а во-вторых, от славной истины его искупительной смерти и его воскресения. Таким образом, мы должны этого твёрдо придерживаться, не только во всех иных отношениях, но и в этом его особом отношении к нам как главы.
Поэтому Павел говорит: “Итак, если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений..?” Затем он даёт образец этих постановлений - “не прикасайся”, “не вкушай”, “не дотрагивайся”. Но это свойственно не христианству, а иудаизму. Это относится к жизни в этом мире, когда говорят: “Не прикасайся, не вкушай, не дотрагивайся”. Это все - закон для иудеев, поскольку у них есть свои ограничения и запреты. Но это вовсе не божественный образ действий для христианина. Мы не иудеи; мы имеем либо свою часть во Христе, умершем и воскресшем, либо ничего. Время таких запретов прошло, но ныне пришло время перемен. Теперь, короче говоря, это вопрос истины и святости в Духе - во Христе. Эти ограничения относились к еде, питью и всему прочему в том истлевающем от потребления роде. Христианин никогда не стоял на подобных плотских позициях. Он мёртв со Христом, хотя впоследствии и выйдет из подобных отношений. “Это имеет только вид мудрости в самовольном служении, смиренномудрии и изнурении тела, в некотором небрежении о насыщении плоти”. Надменная падшая природа удовлетворяется даже этими усилиями смирить плоть, тогда как Богу угодно, чтобы и телу была оказана надлежащая ему честь, а тело христианина есть храм Святого Духа. Таким образом, старая образность насквозь фальшива и предаёт того, кто умер на кресте.
Колоссянам 3
Но в этом кроется гораздо большее - “если вы воскресли со Христом...” Здесь (гл.3) мы соприкасаемся не только с тем, что нас очищает от мирского, но и с тем, что приводит нас к новому. Нам необходимо положительное так же, как и отрицательное, и поскольку мы только что столкнулись с последним, то теперь перед нами предстаёт первое. Вместо того, чтобы отпустить поводья в гонке за улучшением мира и усовершенствованием общества или за какими-либо другими целями, занимающими людей как таковых, святые Бога должны от этого полностью воздерживаться. Многие из действительно любящих Господа весьма заблуждаются в отношении долга христиан на земле. “Итак, если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога”. И добавлено, будто это было сказано недостаточно точно: “О горнем помышляйте, а не о земном”. Здесь, скорее всего, подразумевается рассудок (“помышляйте”), ибо каким бы важным ни было душевное состояние, речь идёт просто о складе ума в целом: “О горнем помышляйте, а не о земном”. Дело не в том, чтобы просто внести, так сказать, небесное в их души, и вовсе не в том, чтобы соединить эти два понятия. Колоссянам, как и другим, это пришлось бы вполне по вкусу; это как раз то, к чему они стремились, и то, что апостол пытается здесь исправить. Апостол не просто не одобряет подобного сочетания, но отрицает его; и мы должны помнить, что в этих наставлениях именно Господь действовал Духом в своём служителе. “О горнем помышляйте, а не о земном. Ибо вы умерли”.
Опять-таки заметьте, что здесь не имеется в виду человек, стремящийся стать мёртвым, - понятие, не известное ни в новом, ни в древнем откровении Бога. По сути, прежде, чем наступила смерть Христа, не возникало даже мысли о том, чтобы стремиться стать мёртвым. Когда же Он умер, Дух в своё время возвестил, что не только Он умер за нас, но и мы умерли в нем. Так, для стремления умереть не осталось места. Христианин признает свою смерть самим своим крещением, и желаемое является не стремлением получить что-то, но силой духа, воздействующей на истину верой. Именно это всегда примиряет трудности в великой борьбе, идущей ныне (и теперь больше, чем обычно) между человеческой религией и истиной Бога, поскольку люди имеют определённое понятие о смерти Христа и поскольку они стремятся умереть. Это закон в новой и невозможной форме. В этом смысл всего, что кажется благим в мирской набожности. Это стремление стать мёртвым ко всему, что неправильно, лелеять все, что кажется славным для Бога, избегать всего, что противно воле Бога и губительно для души. Но разве это хоть сколько-нибудь напоминает дар благодати для христианина? Разве это истина? Если вместо того, чтобы стремиться умереть в упомянутом смысле, я и впрямь имею Христа как Спасителя, то я призван веровать, что я уже умер.