Прекрасно видеть то, как относится апостол к тому и другому, как воспринимает, с одной стороны, то, что нерушимо и стоит над естеством, а с другой стороны, высоко ценит все, что признает в тех, кто связан с ним естественными связями, - в тех, кто принадлежит к семейству убоявшихся Бога. “Благодарю Бога, Которому служу от прародителей с чистою совестью, что непрестанно вспоминаю о тебе в молитвах моих днём и ночью, и желаю видеть тебя, вспоминая о слезах твоих”. Прежде об этом не было сказано апостолом ни слова. Тимофей был несколько слабохарактерным. Возможно, он робко пытался уклониться от боли и позора. Тимофей был из тех, кто нуждался в поддержке более сильного, чем он. Это было его участью. Уж таким его создал Бог, и ничего тут не поделаешь. Но в то же время Павел признает, и с радостью признает, этого человека, которого другой на его месте, возможно, и стал бы презирать. С его стороны явно не чувствовалось никакого презрения в этих естественных отношениях.
Тимофей, подвергшись испытаниям, вновь теряется, будучи очень чувствительным ко всякого рода злоключениям, бедам, разочарованиям, к презрению со стороны окружающих, ко всему, что обрушивалось на него. И апостол Павел, вспоминая обо всем этом, глубоко переживает разлуку с Тимофеем, чрезвычайно желая вновь увидеть его. И то, что апостолу вскоре после этого предстояло отойти к Господу, вовсе не препятствовало его желанию; совсем наоборот, он хотел видеть Тимофея, “чтобы мне исполниться радости, приводя на память нелицемерную веру твою, которая прежде обитала в бабке твоей Лоиде и матери твоей Евнике; уверен, что она и в тебе”. Я ссылаюсь на эти слова только ради того, чтобы показать, что подобные узы, которые связывают с естеством, пришли на память апостолу именно в такой момент, когда неискренний человек осудил бы их, чтобы разорвать и забыть о них. Есть люди, которые думают, что с приближением смерти человек старается вычеркнуть из памяти все земные связи. Не таков апостол Павел. В этом большом сердце, которое так справедливо судило обо всем, жило глубокое чувство любви ко всему, что он видел вокруг; он осознавал важность всего того, о чем не говорил прежде ни слова. Для него свет вечности уже ярко освещал настоящее, а не отделял его от этого настоящего. И это, я думаю, заслуживает большого внимания.
“По сей причине напоминаю тебе возгревать дар Божий, который в тебе через моё рукоположение; ибо дал нам Бог духа не боязни [а именно его проявлял Тимофей], но силы и любви и целомудрия. Итак, не стыдись свидетельства Господа [в этом, я полагаю, была причина для увещевания]... ни меня, узника Его; но страдай с благовестием Христовым силою Бога, спасшего нас и призвавшего званием святым, не по делам нашим, но по Своему изволению и благодати, данной нам во Христе Иисусе прежде вековых времён”. Здесь мы видим, как апостол вновь возвращается к тому, что находится совершенно за пределами естества и существует прежде, чем возникает основа для его появления. И в то же время наблюдается его интерес ко всему на земле, что было бы источником успокоения того, кто предчувствовал крушение христианского мира.
Затем апостол также говорит о своём деле и о том, что ему выпало выстрадать. Он не скрывает этого от Тимофея, а, наоборот, указывает ему на все это. Он хочет, чтобы Тимофей привык ожидать трудности, а не уклоняться от них. Апостол потому просит Тимофея: “Держись образца здравого учения, которое ты слышал от меня, с верою и любовью во Христе Иисусе. Храни добрый залог Духом Святым, живущим в нас”. В то же время апостол показывает своё доброе отношение к одному из людей и его семье. “Да даст Господь милость дому Онисифора за то, что он многократно покоил меня и не стыдился уз моих, но, быв в Риме, с великим тщанием искал меня и нашёл”. Оказалось, что это было не только в Риме. “Да даст ему Господь обрести милость у Господа в оный день [тот же самый любезный тон одинаково чувствуется в данном послании и в предыдущем]; а сколько он служил мне в Ефесе, ты лучше знаешь”.