“Павел, узник Иисуса Христа...”- такими словами апостол начинает своё послание. Он не хотел бы обращаться со своей просьбой на основании своего апостольства, чтобы не выпячивать свой авторитет или власть там, где все, отвечающее Христу и отражающее его, в данном деле должно зависеть от состояния и добровольного ответа души того, к кому апостол Павел взывал в благодати. “Павел, узник Иисуса Христа, и Тимофей брат [ибо желал этого не только Павел, но и Тимофей, с радостью присоединившийся к такому чрезвычайно трогательному посланию Павла], Филимону возлюбленному”. По поводу правильного и неправильного сомнений не было: Онисиму не было прощения, но любовь способна вынести все и никогда не отступает. Любить и рассчитывать на любовь присуще верующему, и любовь побеждает. Но Филимон был не только предметом нежной привязанности, он был к тому же их сотрудником, и сама сущность данного случая располагала к тому, чтобы говорить и о домашнем, тогда как в других посланиях упоминать о домашних делах апостолу было бы неудобно.
И опять-таки обратите внимание на то, что в послании упоминается о жене Филимона. Таким образом, она могла бы почувствовать, что и о ней не забыли, любезно обращаясь в благодати, вспомнили как об обиде, так и о милости, к которой призывал их апостол. “И Апфии, (сестре) возлюбленной”. Госпожа, возможно, имела особую причину чувствовать неверное поведение раба. Но какой бы особой ни была причина, к ней, по крайней мере, обратились и в этом уравняли её с мужем. На этом новом этапе к ней проявили непосредственный интерес, и то был интерес благодати.
Апостол упоминает также и Архиппа, отмечая его званием “сподвижник наш”. Речь идёт о том самом Архиппе, которому Павел в конце своего послания Колоссянам наказывал исполнить служение, которое тот принял в Господе. Дай-то Бог и ему не забыть внести свою посильную лепту в это благодатное дело. Малое или великое, пусть ради Господа будет сделано все возможное. Наконец, Павел упоминает и о домашнем собрании Филимона. Были и другие в Господе - либо из домашних Филимона, либо из тех, кто имел обыкновение встречаться там.
Как благословенна благодать Бога, и как она велика! И все это переживания души о беглом рабе! И все это не выходит за рамки дозволенного. В обращении апостола Павла упоминается не все собрание, а только прихожане домашнего собрания Филимона. Святые, находившиеся в Колоссах, не упомянуты здесь. Почему - мы все можем понять. Заметьте, как все это мудро. В любом другом случае собрание было бы упомянуто в первую очередь, но здесь мы видим прекрасные пути Бога, который в данный момент преследует совсем другую цель. В конце концов этот раб принадлежал Филимону, который и упоминается первым. Никогда и ничего не меняется в Слове Бога, даже его порядок, но только то, что определяется соответствующим божественным мотивом и красотой благодати и истины. Ничего не вставляется и не пропускается случайно: все проистекает от мудрой цели, которая была бы искажена (хотя мы не все могли бы заметить это из-за недостаточности нашего духовного развития), если бы хоть единственный признак её был либо упущен, либо оказался лишним. Все это составляет живой организм - каждый член живого тела истины необходим для его собственной славы.
Далее следует фраза, подводящая данное послание к самому собранию: “Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа”. Далее Павел обращается лично к Филимону: “Благодарю Бога моего, всегда вспоминая о тебе в молитвах моих, слыша о твоей любви и вере, которую имеешь к Господу Иисусу и ко всем святым [он собирался пройти испытания и доказать, действительно ли он питает истинную любовь ко всем святым], дабы общение веры твоей оказалось деятельным в познании всякого у нас добра [не “у вас”, что не содержит никакого смысла, но “у нас”, согласно лучшим и самым древним переводам {Прим. ред.: ср. русскую синодальную Библию (ст. 6).}] во Христе Иисусе”.
Таким образом, Павел признает милосердие и веру, которые вообще-то были свойственны Филимону, но оставалось под вопросом, ответит ли Филимон на то, что творилось в душе Павла, когда он писал об Онисиме. Его причастность к вере была всеми признана, но подействует ли она теперь в их общении между собой? Павел не желал прибегать к своему авторитету в данном случае: это приличествовало бы директору, но никак не апостолу Христа. Все здесь должно было исходить от благодати, и поэтому он продолжает: “Ибо мы [или я] имеем [лучший вариант текста] великую радость и утешение в любви твоей, потому что тобою, брат, успокоены сердца святых”. По-видимому, Филимон был человеком, как правило, побуждаемым любовью и поэтому являющимся неиссякаемым источником успокоения благодатью в среде детей Бога. Но даже самые прекрасные люди могут случайно споткнуться на мелочах, способных соблазнить или спровоцировать эгоизм.