Почему же тогда есть ссылка на святилище? Для того, чтобы отметить, что завеса все ещё оставалась неразорванной. “А во вторую - [входит] однажды в год один только первосвященник, не без крови, которую приносит за себя и за грехи неведения народа. Сим Дух Святой показывает, что ещё не открыт путь во святилище, доколе стоит прежняя скиния. Она есть образ настоящего времени, в которое приносятся дары и жертвы, не могущие сделать в совести совершенным приносящего, и которые с яствами и питиями, и различными омовениями и обрядами, относящимися до плоти, установлены были только до времени исправления”. Всему этому противопоставляется христианство. “Но Христос, Первосвященник будущих благ, придя с большею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, то есть не такового устроения, и не с кровью козлов и тельцов, но со Своею кровью, однажды вошёл во святилище и приобрёл вечное искупление”. В этом и заключается значение жертвы Христа по мысли Бога и в связи с его предвидением. Такова истина. Христос вошёл во святилище Бога и “приобрёл вечное искупление”. А для кого - это совершенно другой вопрос, о котором ещё будет сказано дальше. Тем временем нам говорится, что Он “приобрёл [не временное, но] вечное искупление”. Именно это безгранично превосходит избавление от Египта или любое ритуальное искупление, совершенное когда-либо любым из первосвященников для Израиля. Христос достиг искупления, и это засвидетельствовано символом завесы, разорванной сверху донизу. Неразорванная завеса свидетельствовала своей внешней частью, что человек ещё не мог приблизиться к святому-святых и что он не мог войти во святилище Бога. Это чрезвычайно важно. И не имело значения, был ли это священник или израильтянин. Священник, как таковой, не мог приблизиться к Богу в святое-святых. Этим замечательно христианство, так как посредством крови Христа для каждого верующего раз и навсегда открылся вход в святое-святых. Завеса разорвана: верующий может приблизиться, как показано в следующей главе, но пока просто указано, что завесы больше нет, так как приобретено вечное искупление.
Вот как апостол рассуждает о нем: “Ибо если кровь тельцов и козлов и пепел телицы, через окропление, освящает осквернённых, чтобы чисто было тело [и что евреи не могли оспаривать], то кольми паче кровь Христа, Который Духом Святым принёс Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мёртвых дел, для служения Богу живому и истинному! И потому Он есть ходатай нового завета, чтобы вследствие смерти Его, бывшей для искупления от преступлений, сделанных в первом завете, призванные к вечному наследию получили обетованное”. Таким образом, сила свершённого Христом теперь проявила себя для выполнения будущих целей. Это рассматривается не только в ретроспективе, но прежде всего в связи с действенностью этого в настоящее время, пока евреи отвергают Христа.
Ссылка на вечное наследство в придаточном предложении (ибо в послании Евреям все вечно, что находится в решительном противоречии с еврейскими реалиями насущного, которые были всего лишь преходящими) заставляет Святого Духа обратиться ко второму значению того же слова, которое совершенно правильно было переведено до рассматриваемого места (Евр. 9, 16.17) как “завет”. С первого взгляда всякий мог бы удивиться, особенно читавший Новый Завет на том языке, на котором Бог писал его, двоякому значению слова, переводимого до сих пор как “завет”. Слово “diatheke” означает “завет”, но также и “завещание”. Английские переводчики, по сути, не знали, в чем здесь дело, так как они иногда дают либо тот, либо другой вариант без всякой на то причины, ради, разве что, разнообразия выражения. По моему суждению, правильными будут оба перевода, но ни в коем случае не произвольно, а в соответствии с контекстом. В этом словоупотреблении нет ничего причудливого. Имеются определённые обстоятельства, которые указывают опытному глазу, когда правильно слово “завет”, а когда лучше “завещание”.
В целом можно вкратце сказать, что, если я не ошибаюсь, это следует всегда переводить как “завет” во всех частях Нового Завета, за исключением этих двух стихов - стихов 16 и 17.