й апостол, безусловно, тоже преследует эту цель, и многочисленные члены семьи Бога, а также рабы Господа занимают положенные им места и принимаются им самим. В то же время очевидно, что именно Он и есть Бог и Отец, научающий, утешающий и наставляющий своих слуг. В Откровении же мы встречаемся с посредничеством: Бог даёт откровение через Христа, Иисус же передаёт его своему ангелу, или, вернее, с его помощью своему слуге Иоанну, а затем Иоанн посылает его другим рабам. Таким образом, мы видим цепь с многочисленными звеньями. Но почему именно так? Ведь это нечто такое, с чем мы раньше не сталкивались, особенно в Новом Завете. Почему Бог представляет своё слово сначала Иисусу, затем от него, через ангела, - слуге, а от него - остальным рабам? Почему здесь у нас нет непосредственного общения с ним, почему мы лишены того прямого обращения, которое всегда было характерно для него? Причина этого насколько серьёзна, настолько и поучительна. Здесь, конечно же, угадывается связь с Ветхим Заветом, потому что в нем Бог никогда не обращается к своему народу прямо. Правда, в самом начале Он делал это, как, например, в случае с десятью заповедями, хотя впоследствии к ним все равно примешалось посредничество, причём весьма специфическое. Однако обычно Бог направлял в Израиль своих посланников - даже тогда, когда действовали пророки. Сначала к народу его именем мог обратиться каждый. Слово Бога к народу посылалось как к народу Бога. Но какая впечатляющая перемена произошла впоследствии! Настало время, когда послание уже не направлялось людям непосредственно. Оно передавалось избранному свидетелю, хотя, безусловно, предназначалось народу, но дано было, например, Даниилу; и так происходило всегда. Все это подготавливает нас к правильному пониманию значения заметного отличия Откровения от остальных книг Нового Завета. Когда сыны Израиля вероломно предали Бога, когда их отступничество стало явным для него (причём отступничество не только первой отколовшейся части - десяти колен Израиля, но даже и остальных двух), когда все застыло и эта неподвижность казалась вечной, когда не только Иуда, но даже и дом Давида, помазанного царя, последнего надёжного связывающего звена между Богом и его народом, предал его, тогда, как мы обнаруживаем, Бог стал обращаться уже не к народу, а к одному избранному им верному слуге как к своему свидетелю. Это послужило верным знаком того, что в отношении непосредственности общения между Богом и его народом все кончено. Бог больше не мог признавать его своим. Не имеет ли это огромного значения для нашего времени и обстоятельств, окружающих нас? Я никоим образом не сомневаюсь в том, что Бог верен всегда даже в самые тяжкие минуты. Было бы крайне неверно предполагать, что Даниил и три его товарища, а возможно, и остальные не были так приятны Богу, как Давид. Разве в своей благодати Он не смотрел с глубоким удовлетворением на того слугу, который понимал его чувства, касавшиеся его народа, и не отвечал на них? В определённом смысле занимать положение Даниила посреди руин лучше, чем находиться на высоте и преуспевать в период, когда все выглядит прекрасно. Верность Даниила более убедительна тогда, когда она сохраняется в период всеобщего неверия, а не тогда, когда её поддерживают в минуты благополучия. А щедрость благодати всегда пропорциональна степени трудности. Весьма важно понять, что кризис, касающийся собрания Бога здесь на земле наступил уже тогда. Иоанн занимает положение, сходное с положением Даниила: он становится объектом для передачи сообщений Господа Иисуса, который уже не носил на земле имя Господа. Тем не менее благодать Господа действенна, и хотя Он может воодушевлять и предупреждать, но обращается непосредственно к своему слуге Иоанну, а не к собранию; и даже призывы, предназначенные собранию (которые мы находим в главах 2 и 3), обращены не прямо к ним, а к их ангелам. Очевидно, что все остальное призвано к достижению этой же важной цели. Поэтому Иоанн, как сказано самим апостолом, “свидетельствовал слово Божие и свидетельство Иисуса Христа”. Однако здесь есть ограничения: эти слова не означают ни истину вообще, ни благовествование в частности, хотя мы не можем сомневаться, что Иоанн и проповедовал евангелие, и питал собрание Бога через проявления его истины; однако это не предмет рассмотрения Откровения и не тема наших рассуждений. Весь смысл сказанного апостолом ограничивается тем, “что он видел”. Это очень важно для того, чтобы правильно понять смысл данного отрывка и суть всей книги. Мы со спокойной душой можем вычеркнуть второй союз “и”, если уважаем авторитетные источники. В этом случае смысл будет заключатся в том, что Иоанн “свидетельствовал слово Божие и свидетельство Иисуса Христа”. Что же в таком случае означает “слово Божие”? Все ли это Слово Бога или только часть? Что именно подразумевается в связи с этим под “словом Божиим и свидетельством Иисуса Христа”? Ответ становится ясным из последнего придаточного предложения, если убрать союз “и”: это - явившиеся ему видения, которые он записал в своей книге, то есть все то, “что он видел”. Таким образом, дополнительно к тому, чем апостол располагал в своих обычных отношениях с христианами и в своём длительном пребывании в должности служителя Христа, он узнал новую сущность как слова, так и свидетельства. В соответствии с этим, апокалиптическими видениями может пренебречь только невежественное безверие, ведь они подобны евангелию или посланиям и названы здесь “словом Божиим и свидетельством Иисуса Христа”. Видения вводятся осторожно, причём в такой пророческой манере, которая в нравственном отношении была наиболее приемлема: они представляются Иоанну постепенно. Это в значительной степени усиливает впечатление. Кроме того, данный метод явно предназначен для действенного противостояния тенденции (которая, однако, чрезвычайно распространена) к рассмотрению Откровения как книги, ценность которой сомнительна, а источник не авторитетен. Но это не так! Откровение даруется Иоанну Иисусом как слово Бога и как его свидетельство. Известно, что очень и очень многие учёные осмеливались оскорблять эту книгу, и делали они это из-за своей неразумности, и мне думается, они заслуживают самых справедливых упрёков за оскорбительность своих слов. И тем не менее Откровение - это “слово Божие и свидетельство Иисуса Христа”. Оно является таковым, даже если не заключает в себе непосредственных уроков для научения христианина, занимающего своё положение, а только имеет целью косвенно объявить участь тех, кто презирает Бога и творит свою волю перед лицом его откровений. Тем не менее это - “слово Божие и свидетельство Иисуса Христа”, хотя оно целиком состоит из видений.