Согласно «Эпанагоге», церковно-государственный организм представляется как идеальное единство, составленное из множества частей и членов. Во главе этого единого тела стоят император и патриарх как два главы вселенной. Они тесно и мирно сотрудничают в целях блага человечества. Сферы этих компетентных властей совершенно параллельны. Светский заботится о телесном, духовный — о духовном благоденствии подданных империи, которые одновременно являются членами Церкви. Здесь дается новый вариант знаменитой теории симфонии, которую мы встречаем уже в законодательстве Юстиниана, в Шестой новелле Юстиниана, и поэтому представляется важным хотя бы вкратце сравнить, посмотреть, чем отличаются эти две модели. Их различие, прежде всего, в том, что если Юстиниан говорит о симфонии царства и священства, то в «Эпанагоге» говорится о симфонии царя и патриарха. Царство и царь — это примерно одно и то же, потому что Юстиниан под царством, конечно, подразумевал всю совокупность чиновников и государственного аппарата, подразумевал и особу самого государя. В византийских понятиях, в общем-то, здесь можно было понимать только государя…… или его вместе со всеми его соправителями, всеми, кто так или иначе официально делят его власть, будучи венчаны на царство вместе с ним. Очень важное различие — то, что в «Эпанагоге» вместо священства, которое, конечно, у Юстиниана обозначает совокупность всего духовенства и, прежде всего, конечно, совокупность епископата, — вместо этого целого мы находим у авторов «Эпанагоги» личность патриарха. В «Эпанагоге» говорится также о епископах, но если патриарх описывается в самых высоких тонах, патриарх есть одушевленный образ Христов, в себе самом являющий истину, то о епископах ничего подобного не говорится, епископы — это всего-навсего администраторы маленьких епархий, хотя на самом деле, конечно, вот эти высокоторжественные слова («одушевленный образ Христов, в себе самом являющий истину»), вполне естественные в отношении патриарха, столь же естественны в отношении любого епископа, столь же естественны, столь же традиционны, начиная со времен святого сщмч. Игнатия Богоносца, который, наверное, первый развил подробно учение о епископстве как образе Христовом.
Что же происходит? Здесь мы имеем дело с вариантом уже сложившегося папизма. Мы не должны этого пугаться, соблазняться этим, потому что уже давным-давно церковно-историческая наука вскрыла такой соблазн, который действительно существовал в Византии, особенно в поздней Византии. То есть в борьбе против римских притязаний произошло в определенной степени некоторое сползание на римские позиции в отношении учения о первой иерархии. Конечно, здесь уже не вспоминается об идеалах пентархии (пятиглавия, пятивластия), о чем писал еще преп. Федор Студит сравнительно недавно, в начале того же самого IX века и, естественно, здесь не вспоминается и о римском патриархе, который фактического влияния на церковную жизнь Византии иметь не мог.
Конечно, можно сказать, что «Эпанагога» — это всего лишь идеальная конструкция, здесь говорится слишком в общих чертах о значении и обязанностях императора, патриарха и так далее, но «Эпанагога», будучи идеальной картиной, оказывала совершенно реальное влияние на жизнь церкви и государства, причем в течение долгих веков. Скажем, у нас в XVII веке патриарх Никон ссылался на «Эпанагогу». Опять-таки мы не удивимся, что он ссылался на «Эпанагогу», потому что он имел тоже своего рода папистические притязания и даже вдохновлялся такими западными подделками, обосновывающими власть римского папы, как Константинов дар. Грубая фальшивка, которая говорит о том, что якобы св. Константин Великий в благодарность за то, что римский папа Сильвестр его крестил, подарил ему Рим со всякой властью, столицу империи. На самом деле вовсе не Сильвестр его крестил, и вообще это очень грубая и очень поздняя подделка, однако она в духе вот того папизма, который был близок сердцу патриарха Никона и который в какой-то степени вкрался и в византийское сознание. Однако византийская реальность делала очень существенные поправки тем идеальным схемам, которые мы находим в «Эпанагоге».
После смерти императора Василия I, когда к власти пришел ученик Фотия Лев VI, очень скоро произошло вторичное удаление Фотия от патриаршества. Патриарх Фотий был отправлен в ссылку на Восток, он умер через несколько лет после этого, и мы знаем, что в последние годы своей жизни он работал над богословскими трактатами о филиокве, а также пытался привести к общению с Православной Церковью армян. Об этом говорят послания патриарха Фотия армянским царям, которые сохранились в армянском переводе.
Нужно отметить, что удаление Фотия вторичное не имело никакой связи с константинопольско-римскими отношениями, не сказалось на этих отношениях. После удаления патриарха Фотия Лев VI возвел на патриаршество своего младшего брата Стефана, которому в тот момент не исполнилось еще и шестнадцати лет. Это показывает истинное соотношение двух властей в Константинополе. Конечно, Стефан был лично очень благочестивым человеком, он с раннего детства был предназначен своим отцом Василием I к духовной карьере, соответственно воспитывался, Церковь в последствии причислила этого патриарха, который умер совсем молодым, не дожив и до тридцати лет, к лику святых. Однако, в церковной политике этот юный патриарх, конечно, мог быть только послушным исполнителем воли своего старшего брата-императора. И фактически все церковные дела Лев VI взял в свои руки.
Как ученик патриарха Фотия, к которому он проявил такую большую неблагодарность, Лев VI был человеком прекрасно образованным, можно сказать, энциклопедически образованным. Он был хорошим писателем и выступал даже как оратор. Лев VI много занимался и богословием. Сохранились в наших богослужебных книгах песнопения, составленные этим императором. Его имя надписывается как Лев Деспот. Например, утренняя стихира Октоиха. В дни церковных праздников Лев VI часто проповедовал. Он проявлял себя, впрочем, и в области светской литературы и поэзии. За свою разнообразную писательскую и законодательную деятельность еще при жизни Лев VI получил прозвание Мудрого (Софос), или Любомудрого (Философос). Впоследствии его имя обросло всякими легендами, его начали изображать как великого предсказателя будущего, но это уже относится к области сказочной. Лев VI после Юстиниана I — самый активный законодатель, причем его законы, так же как и законы, изданные при его отце, никоим образом не обходят церковных вопросов. Таковы, в частности, Новеллы, новые законы императора Льва. Общее число Новелл 113, из них по меньшей мере 17 относятся к церковной жизни. Новеллы чисто церковного содержания составлены на имя патриарха Стефана, то есть брата императора. Они имеют многообразное содержание, я не буду перечислять всего, скажу, что в некоторых случаях Лев смягчает законодательство Юстиниана. Если Юстиниан запретил принимать епископский сан лицам, хотя и вдовым, но имеющим детей, поскольку считал заботу о детях несовместимой с епископским званием, то Лев VI дозволил вдовцам, имеющим детей, принимать сан епископа. В других случаях Лев в своих законах проявляет большую строгость. Например, по этим законам, если раб без ведома господина принимает монашество или священный сан, вплоть до сана епископа включительно, он подлежит лишению сана, должен быть возвращен господину.
В государственном плане законы императора Льва были важным моментом в становлении византийского абсолютизма. Император рассматривался как избранник Божий, как орудие промысла Божия, и все нити управления находились в руках императора. Император был верховным главой государственного управления, верховным главнокомандующим, верховным судьей, единственным законодателем, защитником Церкви и защитником православной веры. Византия всегда была правовым государством, император не имел права нарушать законы, но он мог отменять прежние законы и принимать новые.