Из дальнейших восьми заседаний четыре посвящены были чтению и рассмотрению разных документов (11–14–е, 20, 22, 28 марта, 5 апреля). Прочитано было послание Софрония, некоторые произведения Макария и Стефана, послания Сергия, Гонория, Кира, Пирра, Павла, Петра, отрывки из сочинений Феодора Фаранского, наконец, послание позднейших трех умерших Константинопольских патриархов — Фомы, Иоанна и Константина. Послание Софрония признано православным, против указанных трех патриархов не оказалось никаких улик относительно их православия; прочие монофелитствовавшие иерархи, подобно Макарию, были анафематствованы. К 14–му заседанию 5 апреля на место Макария в Антиохию был рукоположен игумен Феофан. На этом заседании было произведено предположенное раньше исследование об актах V Вселенского собора; сочинения с именами Мины и Вигилия были подвергнуты анафеме.
На следующих двух заседаниях (15–16–е, 26 апреля и 9 августа) отцы, желавшие устранить всякие поводы к соблазнам и недоразумениям, имели дело с довольно своеобразными защитниками монофелитской доктрины. На первое приглашен был, по указанию епископа Прусиадского Дометия, проповедовавший ересь и смущавший народ своими рассказами о видениях престарелый монах Полихроний. На соборе Полихроний выступил с сумасбродным предложением воскресить мертвеца через возложение на него монофелитского исповедания. Собор нашел полезным для устранения его влияния на народ дозволить ему произвести этот опыт. Так как, несмотря на неудачу, Полихроний не отказался от монофелитства, собор провозгласил ему анафему. Другое заседание устроено было ради пресвитера Константина из Апамеи, который предлагал написать о вере, для водворения мира и любви, то, «что дал ему Бог», по — сирийски, чтобы затем это переведено было для собора на греческий язык. Отцы потребовали, чтобы он сейчас же высказался о вере, если для этого пришел на собор. Догматические воззрения его оказались довольно спутанными. При двух природах во Христе он соглашался признать и два действия, если только действия есть то же, что и свойство (ιδίωμα). Но волю во Христе он признавал только одну, и по Воплощении — волю Лица (του προσώπου), на том основании, что у Отца, Сына и Духа Св. одна воля. Из дальнейших расспросов выяснилось, однако, что он приписывает Христу и природную волю, и не только божественную, но и человеческую, но последнюю Он имел только до креста и потом «оставил ее и совлек с Себя вместе с кровью и плотью». Такое учение он слышал, по его словам, от Макария. При своем мнении он хотел оставаться и впредь и был предан анафеме.
Наконец, на двух последних заседаниях (17–18–е, 11 и 16 сентября) было читано составленное к этому времени догматическое определение собора, сначала лишь перед отцами собора, в присутствии сановников, а затем еще раз в присутствии самого императора («ό του Θεοΰ Πατρός»). Сказав о своем согласии с пятью Вселенскими соборами и приведя Символы 318–ти и 150–ти отцев, собор указывает на появление нового заблуждения и принимает послания Агафона и его собора, а затем сначала повторяет с некоторыми дополнениями часть Халкидонского вероопределения, потом дает свое изложение учения о двух природных волях и энергиях. Человеческое хотение во Христе характеризуется как не противоречащее (άνππίπτον) или противоборствующее, но, напротив, подчиняющееся Его божественному всемощному хотению. Имея плоть, Логос имел и естественную волю плоти (θέλημα σαρκός τό φυσικόν), об этой воле Он говорит в словах: «Снидох, не да творю волю Мою». После отцев όρος подписал и император (άνέγνωκεν και συνηνέσαμεν), к которому обращено было особое приветственное слово от собора (λόγος προσ(ρωνητικός). Папе Агафону собор адресовал послание с известием о ниспровержении ереси и об анафемах на ее защитников, в том числе и Гонория.