Когда по смерти Иоанна на кафедру вступил Кириак (595—606), он, не признавая разрыва между церквами, послал свое общительное послание в Рим и его поддержал император, и Григорий пошел на некоторые уступки. Григорий в ответном послании Кириаку хвалил его за православие, но советовал ему отказаться от титула «вселенский». Своему апокрисиарию служить вместе с Кириаком он не разрешил, но подателя синодики Кириака принял в свое общение[95].
В злополучное правление Фоки римские епископы продолжали агитацию против титула «вселенский», и, по–видимому, не без успеха. Бонифатию III (606—606) удалось получить от Фоки указ, — «ut sedes apostolica beati Petri apostoli caput esset omnium ecclesiarum, id est ecclesia Romana, quia ecclesia Constantino–politana primam se omnium ecclesiarum scribebat» [96]. Чтобы Фока запретил константинопольскому епископу давать титул οικουμενικός, из этого известия не видно (но Фока мог иметь неудовольствие на Кириака за строгое охранение последним [это фактцерковного права убежища); а в праве на титул «вселенского» константинопольскому и римскому епископу никогда не отказывали. Во всяком случае, за константинопольским патриархом, несмотря на всякие римские протесты, удержался спорный титул и доныне.
Римский смысл оппозиции против титула «вселенский» в переписке Григория I закрыт был тем, что Григорий ставил вопрос на общую почву, понимал его как дело всех епископов; его смирение не позволяло выставлять свои собственные преимущества. Впрочем, и смирение бывает о двух концах. Григорий называл себя «servus servorum Dei» [97], но этот титул более претенциозный, чем οικουμενικός πατριάρχης: из Марк. X, 44 видно, что именно «primus» должен быть таков.
Но это, о чем умолчал Григорий, досказал Адриан I (772—795) в своих посланиях к императрице Ирине и к Тарасию константинопольскому (от 26 октября 785 г.). Императрица Ирина, извещая Адриана о поставлении Тарасия в епископа константинопольского, называла, по обычаю, Тарасия «вселенским патриархом». В ответ на это Адриан спрашивает: что он должен думать об этом титуле? Скрывается ли в нем imperitia, или schisma, или haeresis? [98] Если именуемый «вселенским» этим самым дает понять, что он выше римского епископа, supra praelatam sibi sanctam Romanam ecclesiam, quae est caput omnium Dei ecclesiarum, describatur [99],") он, без сомнения, выставляет себя противником св. соборов и еретиком; если он «вселенский», то он — смешно сказать — имеет первенство даже над кафедрой римской церкви. Б конце концов, папа высказывается очень категорично: кто называет себя вселенским, тот чужд православной веры. Итак, борьба против титула «вселенский» выяснилась как борьба за римское верховенство. Таким образом, восстановившееся на этот раз общение римской кафедры с константинопольской осложнено было совсем не миролюбивыми задатками, которые и повели к разделению церквей.
Таковы же были отношения и между римским папой Николаем I и константинопольским патриархом Фотием. Если в вопросе о поставлении Фотия Николай не высказал своего взгляда на титул «οικουμενικός», то в послании к болгарам он поставил вопрос о константинопольской кафедре ясно. На вопрос болгар: сколько настоящих патриархов (veraciter patriarchae), Николай I отвечал, что их три: римский, александрийский и антиохий–ский; есть еще два епископа: константинопольский и иерусалимский, которые именуются патриархами, но они не имеют такого авторитета, как veraciter patriarchae; они патриархи, так сказать, honoris causa. Причина этого та, что настоящие патриархи — преемники кафедр, основанных первоверховными апостолами (principes apostolorum) Петром и Павлом. А константинопольская кафедра 1) апостолами не основана, 2) на первом вселенском соборе, который славнее и достопочтеннее всех прочих, не упомянута (11 мая 330 г. Константинополь был только основан), и 3) своими преимуществами обязана политическому значению Константинополя. А иерусалимская кафедра, хотя на Никейском соборе и упомянута, но не под именем Иерусалима, а под именем Элии (т. е. папа выдвигает здесь против иерусалимской кафедры как раз тот мотив [политическое значение города], применение которого в пользу Константинополя он считает неуместным). Разумеется, если уже иерусалимская церковь под пером папы является без ясных признаков кафедры апостольской, то константинопольский епископ не мог стать veraciter patriarcha никогда. Таким образом, ко времени Фотия воззрения Рима на Константинополь были тверды, имея длинный ряд прецедентов, и новый момент истории составляет переход константинопольского епископа в наступление.
95
С этой синодикой вышел инцидент, освещающий слабость римской эрудиции в церковной истории. В своем общительном послании Кириак между прочим перечислял еретиков, которых он признает осужденными, и в их ряду стояло имя Евдоксия константинопольского (арианина). Григорий Великий зазрел Кириака на этом пункте, — опасаясь, не предаст ли он анафеме кого–либо православного, — и обратился к Евлогию александрийскому за разрешением вопроса о том, кто этот неведомый в Риме Евдоксий. А когда Евлогий успокоил папу, что Евдоксий — еретик, и сослался на историю Созомена, то Григорий опять впал в колебание, так как Созомена, будто бы, «не приемлет римская церковь».
96
«Чтобы апостольская кафедра блаженного Петра апостола, то есть Римская церковь, была главой всем церквам, потому что Константинопольская церковь писала, что она первая из всех церквей» (лат.). — 319.
99
«Приписывая себе верховенство над первенствующей святой Римской церковью, которая есть глава всех Церквей Божиих» (лат.). — 320.