Тем не менее впечатление, произведенное его переходом к новой религии, было громадно. Если оно на время ослабило его популярность среди язычников–франков, часть которых даже удалилась от него, то на всех концах христианского мира отозвалось поворотом симпатий и благожеланий кфранкам–христианам. Из всех государей, поделивших между собой области бывшей Западной империи, только византийский император был православным; германские же племена оставались или язычниками, или арианами, и последние были еще страшнее для православного римского населения, чем первые. Так, в вандальской Африке в то время шло гонение на православных: 4 976 православных священников были сосланы в кочевья мавров и погибли там; из 466 православных епископов 348 были изгнаны, 90 убиты и только 28 успели спастись. Не лучшей участи ждало себе православное население Испании и юга Галлии от постепенно развивавшегося фанатизма арианствующих германцев. Ужас царил во всем западном католическом мире, и вот в это‑то тяжелое для православия время могущественный вождь франков становится в ряды его исповедников! Прямым следствием крещения Хлодвига и было быстрое распространение его владений в Галлии; на нем теперь покоились надежды православного населения всех западных областей, и ему легко было, опираясь на них, сломить силу вестготов и бургундов. Вот что писал к Хлодвигу Авит, еп. Вьены, первое лицо в православном населении Бургундского королевства. «Ваша вера — наша победа, Провидение избрало тебя решителем нашего времени. Греция может еще хвалиться, что она имеет православного властелина, но она не одна владеет теперь этим драгоценным даром, и остальному миру дан теперь свет». Итак, по словам Авита, в лице Хлодвигахристианина и остальному, т. е. западно–европейскому миру, дан «свет». Это значит, что, приняв христианство по католическому исповеданию, Хлодвиг стал как бы внешним главой, покровителем западного православного христианства, представителем религиозного единства Запада. Недаром его называли «новым Константином»! Западная церковь перенесла на него те идеи, которые христианский мир привык соединять с именами лучших христианских императоров, как Константин или Феодосий Великий, и вступила с ним в тесный союз. «Наша мать–Церковь, — писал папа Анастасий, получив известие о крещении Хлодвига, — радуется рождению в Боге такого короля. Продолжай, славный и знаменитый сын, радовать твою мать; будь железной колонной для ее поддержания, и она даст тебе, в свою очередь, победу над врагами». — В словах папы ясна мысль надолго определившая историю Запада: отныне папа и король в союзе должны воспитывать народы Запада и руководить их судьбами.
в) Следствия нового положения Хлодвига, созданного переходом его в христианство, не замедлили обнаружиться во внутренних переменах строя франкского государства. Подчинив себе большую часть Галлии и став в отношение к ее коренному населению в положение наследника западного императора, Хлодвиг необходимо должен был изменить свои прежние воззрения на характер королевской власти. Под своим управлением он увидел теперь бывших римлян, удержавших свое прежнее устройство, муниципальный быт и римское право и плативших такую же дань подчиненности ему, какая ранее приходилась на долю римского императора. Византийский император в 510 г. пожаловал ему титул консула и патриция, и это еще более утвердило его в том мнении, что ему должна принадлежать вся полнота власти Древнего Рима. Никто столь усердно не помогал этим абсолютистическим стремлениям Хлодвига, как духовенство, дававшее королю из своего состава лучших советников и выказывавшее, после перехода Хлодвига в христианство, какое‑то благоговейное отношение к нему. В глазах духовенства, как и всего галло–римского населения, Хлодвиг был преемником римского императора и усвоил себе, само собой, все его прерогативы, но в отношении к франкам он оставался королем в прежнем, германском смысле слова, т. е. был только вождем дружины и исполнителем общих решений, причем его связи с дружиной носили чисто личный характер. Раз в Суассоне, при дележе добычи, Хлодвигу хотелось приобрести себе похищенный церковный сосуд, о возвращении которого, по принадлежности, хлопотал перед ним епископ. Хлодвиг заявил об этом собранию франков и просил отдать ему этот сосуд не в счет причитающейся ему части. Большинство франков было на это согласно, но вышел один воин и, ударив мечом по сосуду, сказал: «Нет, ты получишь только то, что достанется тебе по жребию!», и Хлодвиг Должен был примириться с фактом. Очевидно, власть его над франками носила очень условный, ограниченный характер и далеко была не похожа на власть римского императора. Мало того, Хлодвиг не был единственным королем салийских франков, не говоря уже о франках рипуарских. И вот, опираясь теперь на свое новое понятие о власти, он задумал соединить все трибы франков в одно целое, которое подчинялось бы только ему одному, имело его, Хлодвига, своей главой. Эта мысль навеяна была Хлодвигу историей Рима и его традициями, но средства для ее осуществления он должен был изобрести сам, — и он не растерялся; он поступил как варвар и самым грубым и бесчеловечным образом перебил всех других франкских королей. Григорий Турский подробно нам рассказывает, как Хлодвиг соединил под своей властью все племена франков, и эти рассказы, дышащие простотой и правдоподобием летописи, дают нам прекрасное понятие как о нравах того времени, так и о характере «нового Константина». Я приведу несколько отрывков из них с целью, между прочим, ознакомить читателей с личностью Григория Турского как историка.