Приведенный документ любопытен в двояком отношении; он любопытен, прежде всего, по своей бытовой стороне; на основании его данных мы узнаем, что трудовой год в средневековой Европе делился на периоды тем же самым способом, каким он делится и теперь в нашем крестьянском миру, т. е. по праздниками, причем особенно замечательно то, что порубежные праздники в том и другом случае совпадают между собой. Такими праздниками являются Рождество, Сретение, Пасха, Вознесение и праздник вериг св. Петра, т. е. Петров день. С Петрова дня начинается период усиленных полевых работ, главным образом, жнитва, который и продолжается до праздника св. Михаила, т. е., переводя на наш рабочий язык, до Покрова дня, так как праздник св. Михаила в Западной Европе падает на 29 сентября.
Затем, изложенный документ интересен и в историко–экономическом отношении; он с наглядностью показывает, как широк и разнообразен был тот круг хозяйственных повинностей, который обязан был исполнять средневековый крестьянин в течение года: он исполнял все полевые работы на земле сеньора, пахал, убирал поле, косил, возил различные тяжести в ближайший город и по временам должен был являться к помещику не один, а с товарищами или поставлять известное число рабочих. Особенно тяжко ему приходилось от Петрова дня до Михайлова (т. е. до Покрова), когда сеньору он должен был отдавать 5 рабочих дней в неделю, причем праздники не шли в счет; в остальные дни он работал на своем поле. Судите же сами, сколько рабочих дней в году было у средневекового крестьянина.
Вот различные права, которые в самых разнообразных сочетаниях были общи всем феодальным владельцам в отношении к населению, обитавшему на их землях. Спрашивается, что же получилось в конце концов? Неужели над сеньором в действительности не было никакого суда? Неужели он правил, как хотел, и его своеволие нигде не встречало себе законного обуздания? Самая любопытная сторона феодальных отношений и заключается в том, что насколько юридические теории развивались односторонне в пользу сеньоров, настолько фактическое положение шло в сторону их ограничения, в сторону установления нормальных отношений, их же не прейдеши. Нужно, впрочем, сказать, что и юридическое положение виллана в средневековой истории нельзя смешивать с положением раба в древнем мире. Вереде несвободного населения были свои отличия, свои градации прав, но даже и в отношении к последнему серву власть сеньора не была абсолютной; многие дела подлежали церковному суду, право смертной казни принадлежало не всем сеньорам, а только крупным феодалам; в принципе, феодал даже мог лишиться своего феода за грубое и несправедливое обращение со своими подданными и т. п. Однако не эти юридические ограничения стесняли своеволие барона; на закон он не обращал внимания, а судьи, которых он сам же назначал, особой справедливостью не отличались: «Будь виллан из стали, его на суде съест рыцарь из соломы», — говорила средневековая пословица. Ограничения произволу феодала ставил самый ход жизни, и потому‑то эти ограничения оказывались гораздо сильнее и действительнее, чем разные юридические определения. Два факта оказали в особенности сильное влияние на установление нормальных и постоянных отношений между бароном и вилланом, создали своеобразную условную мораль, которая стояла, однако, выше писаного закона. Это, во–первых, чрезвычайная разрозненность феодального хозяйства, заставлявшая помещиков иметь большое число приказчиков. Но как бы он стал контролировать их, если бы повинности крестьян не были точно урегулированы? И вот в силу этой необходимости устанавливается более или менее однообразная, постоянная средняя норма, определяющая повинности виллана в отношении к сеньору. Письменный пример такой нормы нам и дает вышеупомянутая писцовая книга монастыря Св. Троицы. Второе условие, обуздывавшее феодальных владельцев, вытекало также из разрозненности, но не хозяйственной, а политической. Дело в том, что виллан, которого стали бы очень отягощать, имел всегда полную возможность перебежать в соседнее имение–государство; шансов на то, чтобы его выдали, было очень мало, потому что рабочими руками дорожили; это могло случиться только в редких случаях, по общему же порядку между помещиками существовала даже особого рода конкуренция: они старались переманивать вилланов друг от друга, обеспечивая за ними целый ряд привилегий и льгот. Так поступали, например, французские короли, создавшие на своих землях целый ряд новых поселений. Церковь, как самая культурная сила средневекового мира, точно так же идет по тому пути, расширяя и регулируя права вилланов. Таким образом, известные нормы и обычаи появляются в феодальном периоде естественным путем еще до вмешательства государства, до того времени, когда был нарушен феодальный принцип: «между сеньором и вилланом нет другого судьи, кроме Бога».