состоящее из души и тела, то душа входит в тело по некоей необходимой своей
сущности. Эта сущность содержится в самой душе, заставляя ее задерживаться в
теле.
Однажды ученик Плотина Порфирий, видимо, в минуту меланхолии (а может
быть, на основании приведенных выше размышлений) захотел добровольно уйти из
жизни. Плотин отговорил своего ученика от этого шага, и нам известны его
аргументы, изложенные в небольшом трактате под названием «О добровольном
уходе». В нем Плотин говорит, что уходить из жизни нельзя, потому что душа
помещена в наше тело в соответствии с некоторыми законами, установленными
Богом, и нарушая эти законы, мы совершаем противоправный поступок,
увеличивая свой собственный грех, свою tolma , (наглость, дерзость), о которой
говорилось выше. Поэтому необходимо дождаться, когда, движимая всеобщим
законом душа, дождавшись своего часа, сама отойдет от тела, а Богу, по всей
видимости, угодно, чтобы человек пришел в мир умопостигаемый, увенчанный
многими добродетелями, которые он обретет в этом мире. Как видите, все эти
аргументы Плотина вполне приемлемы даже для нас, христиан, и теперь трудно
сказать, как обстояло дело: Плотин ли что-то у христиан заимствовал, или
христиане что-то нашли у Плотина. Так или иначе, ни слова о христианском
богословии или христианской философии мы у Плотина не найдем.
Итак, человек есть некая единая сущность, которая существует и в теле, и без
тела, и недопустимо добровольно расставаться со своей телесной оболочкой, даже
если мы стыдимся ее, как стыдился ее сам Плотин. Еще одно следствие
платоновско-аристотелевской концепции человека как существующего единства
души и тела: достичь счастья (или, на нашем языке, спасения) при жизни
невозможно. Тело есть гробница души, тело есть небытие, неистинная сущность,
поэтому невозможно при жизни человеку достичь истинного бытия, истинного
счастья, достичь спасения. Такое рассуждение, принижающее природу человека,
тем самым принижает и его создателей — единое и ум. Поэтому Плотин приводит
такие аргументы: во-первых, наша душа включает в себя весь умопостигаемый
мир, а во-вторых, душа есть не просто некая безликая сущность, которая одинакова
у всех людей. Каждый человек — это личность, это некоторое я, и зло возникает
именно тогда, когда человек поступает, как личность, т. е. свое собственное я
ставит в противоположность мировому устройству — людям, законам и т. п. При
построении своей онтологии Плотин также исходил из теории личности. Теория
личности у Плотина — это действительно его нововведение, ни у одного из его
предшественников мы такой теории не найдем.
Интересно, что теория личности как таковая появляется в философии только
лишь в XX в., в школе персонализма, основанной французским философом
111
Эммануилом Мунье, оказавшим влияние на такого известного православного
богослова, как В.Н. Лосский, который считал себя персоналистом в философии.
Сам Мунье говорил, что персонализм существовал всегда, и существовал прежде
всего в христианстве. Христианство — это и есть истинная философия, которая
всегда учила, что человек есть личность, ибо Бог есть Личность, а человек создан
по Его образу и подобию. Так вот, до персоналистов собственно философия,
философия как наука, существовала так, как будто этого открытия в христианстве
не было. Даже христианские западные философы рассуждали о чем угодно, только
не о личности. Поэтому Плотин в данном случае представляется на редкость
счастливым исключением: ни до него, ни после него проблема личности философов
не интересовала, а Плотина она интересовала прежде всего.
Теорию личности он выстраивает, используя созданную им самим
терминологию. Понятия личности у него нет, но вместо этого он вводит два
понятия: autos — сам, или, дословно, я; и hemeis — дословно мы. Так вот, личность
человека существует в двух видах: autos и hemeis. Мы — это то, что можно назвать
неустойчивым центром сознательного восприятия. Что это значит? Каждый
человек прежде всего воспринимает какие-то факты, он познает какие-то этические
или религиозные ценности или что-то еще, но главное то, что он может направлять