узнать довольно мало. Порфирий продолжает: «А позировать живописцу или
скульптору было для него так противно, что однажды он сказал Амелию, когда тот
попросил его дать снять с себя портрет: «Разве мало тебе этого подобия, в которое
одела меня природа, что ты еще хочешь сделать подобие подобия и оставить его на
долгие годы, словно в нем есть на что глядеть?» Эти фразы блестяще показывают
характер Плотина и отношение его к миру материальному. Правда, Амелий все же
смог написать портрет философа, просто посещая его занятия. Возможно, это то
единственное изображение (кстати, весьма поврежденное временем), которое
дошло да наших дней.
Из жизнеописания мы узнаем, что Плотин умер в 270 г., прожив 66 лет.
Следовательно, родился он в 204 г., место его рождения в точности не известно.
92
Предположительно это было местечко Лико в верхнем Египте (в дальнейшем
Ликополис, а ныне египетский город Асьют), но Порфирий этого не указывает. Он
пишет, что Плотин учился в Александрии и первые годы своей жизни он провел
именно в этом египетском городе. Из детства Плотина Порфирий указывает
довольно своеобразную деталь: «О жизни своей случалось ему в беседах
рассказывать нам вот что. Молоком кормилицы он питался до самого школьного
возраста и еще в восемь лет раскрывал ей груди, чтобы пососать; но, услышав
однажды: «Какой гадкий мальчик!», устыдился и перестал. К философии он
обратился на двадцать восьмом году и был направлен к самым видным
александрийским ученым, но ушел с их уроков со стыдом и печалью, как сам потом
рассказывал о своих чувствах одному из друзей; друг понял, чего ему хотелось в
душе, и послал его к Аммонию, у которого Плотин еще не бывал; и тогда, побывав
у Аммония и послушав его, Плотин сказал другу: «Вот кого я искал!» (3).
У Аммония Саккаса Плотин пробыл 11 лет. Кроме Плотина, у Аммония
обучалось довольно много учеников, в том числе, как пишет Порфирий, был среди
них и некий Ориген. Между учениками Аммония была договоренность о
нераспространении взглядов своего учителя, но впоследствии двое из учеников
этот уговор нарушили, и одним из них был Ориген.
Когда Плотину исполнилось 39 лет, он захотел узнать, чему учат восточные
философы – персы и индусы. И выбрал он довольно необычный для нас, но вполне
обычный для того времени способ: записался воином к императору Гордиану и
участвовал вместе с его войском в походе на Персию. Гордиан погиб в
Месопотамии, Плотин едва спасся и укрылся в Антиохи, и оттуда, уже 40 лет от
роду, приехал в Рим. Из Рима Плотин уже не выезжал, и только перед смертью
уехал в Кампанию, в имение своего старого друга, где и провел последние месяцы
своей жизни.
В Риме Плотин основал свою школу; у него было довольно много учеников (в
том числе и Порфирий). Начав преподавать, он стал обучать учеников своей
собственной философии. Сформировались ли его взгляды к тому времени уже
окончательно, или в процессе преподавания он их развивал — об этом бытуют
разные мнения. А.Ф. Лосев, в частности, указывает, что Плотин в это время излагал
свои собственные, уже сформировавшиеся взгляды и ни о какой дальнейшей их
эволюции речи быть не может23. Ряд других философов (в том числе автор этих
строк) придерживаются несколько другого мнения. К сорока годам Плотин только
лишь закончил учебу (11 лет он учился у Аммония Cаккаса, один год странствовал
и затем сразу же стал преподавать). Из первых его трактатов видно, что
терминология его к этому времени еще не совсем устоялась, и в дальнейшем его
творчестве прослеживается значительная эволюция.
Но и трактаты Плотин начал писать тоже далеко не сразу. Вначале, как это
было принято у античных философов, он преподавал в устной форме, и только
потом, по просьбе учеников, стал записывать свои трактаты. При этом Плотин
обладал феноменальными способностями, на которые указывает Порфирий:
«Продумав про себя свое рассуждение от начала и до конца, он тотчас записывал
продуманное и так излагал все, что сложилось у него в уме, словно списывал
готовое из книги. Даже во время беседы, ведя разговор, он не отрывался от своих
рассуждений: произнося все, что нужно было для разговора, он в то же время
неослабно вперял мысль в предмет своего рассмотрения. А когда собеседник