И это признали сами евреи, их главные идеологи. Вот какую бесспорную истину признал легендарный создатель сионистского движения евреев Теодор Герцль:
«Если мы падаем, мы превращаемся в революционный пролетариат, в унтер-офицеров революционных партий; если наоборот идём в гору, то с этим вместе растёт и страшное могущество наших капиталов».
И причина этой революционности находится в тотальной неприязни ко всем окружающим народам, ко всем — кто не еврей. И эта причина имеет глубоко религиозные корни.
Андрей Дикий в своём исследовании приводит признание одного еврея в еврейском журнале «Янус» (№ 2 за 1912 г.) — «Подобно тому, как мы, евреи, про каждого нееврея знаем, что он где-то, в каком-то уголке своего сердца, является антисемитом, да и не может им не быть, так и каждый еврей является в сокровенной глубине своего сердца ненавистником всего нееврейского… Ничто во мне так не живо, как убеждение, что, если существует что-то объединяющее всех евреев мира, то эта именно эта великая ненависть». Эта ненависть и взгляд «сверху вниз» является составной частью этой характерной революционности.
На основе своей неприязни, ненависти и презрения они склонны игнорировать законы государства, в котором живут. Благодаря этой форме революционности — они больше других граждан входят в противоречие с законом, но при этом, по сравнению с другими гражданами — приобретают большую свободу действий и соответственно больше преимуществ с этим связанных.
Причём еврейские учёные пытались трактовать это явление как аксиому — профессор Соломон Лурье в своей книге (1922 г.) утверждает: «Местный закон необходимо строго соблюдать, но лишь постольку, поскольку он не противоречит ещё живущим в народном правосознании положениям еврейского закона и поскольку его соблюдение не связано с вредом для еврейского народа. Таким образом, законов, прямо или косвенно направленных против евреев, во всяком случае соблюдать не следует».
Поскольку в Германии часто наблюдалось религиозное перекрашивание евреев, то по этому поводу немецкий философ Евгений Дюринг, которого так любили пинать марксисты, утверждал, что от этого у евреев их специфические качества не менялись, —
«Еврейский вопрос существовал бы и тогда, если бы все евреи повернулись спиной к своей религии и перешли бы в какую-нибудь из господствующих у нас церквей, или если бы даже человечество покончило с всякими религиями. Я утверждаю даже, что в таких случаях объяснение наше с евреями чувствовалось бы как ещё более понудительная потребность, чем оно чувствуется и без того.
Крещёные-то евреи и были теми, которые без всякой помехи проникали во все каналы общества и политического сожительства. Они снабжали себя как бы паспортом, и с этим паспортом протискивались даже туда, куда правоверные иудеи следовать за ними не могли». И Е. Дюринг приходит к выводу, что в этом случае еврейский вопрос становится «только ещё более жгучим».
До этого мы знали революционность обиженных или угнетённых классов, революционность убеждённых реформаторов, революционность как национально-освободительные движения порабощённых народов против своих поработителей, — теперь мы столкнулись с тотальной революционностью ко всему окружающему. Причём это не только и не просто революционность народа, взращённая в ходе и в результате его непростой истории — как агрессивность ко всем окружающим, но намного глубже — глубинная религиозная установка и метод достижения глубинных религиозно-национальных целей.
Приятель Карла Маркса поэт Генрих Гейне после очередной беседы с ним грустно заметил: «не могу без страха думать о том времени, когда к власти придут эти тёмные иконоборцы», «будущее пахнет кнутом, кровью, безбожием и обильными побоями». Гейне поняли только после 1917 г.
Революция 1848 года
В 1847 году в Европе разразился крупный торгово-промышленный и финансовый кризис, который больно ударил по Франции. Как результат — массовая безработица, обнищание населения.