Созданный Интернационал стал бурно развиваться. А Маркс и Энгельс стали в нём только помехой и тормозом — начались конфликты, пошла острая критика в их сторону. Свои же соратники по демократии и революционной деятельности увидели в действии истинное лицо обоих. Интернационал трещал по швам из-за раздоров. Маркса обвиняли в наглых диктаторских замашках.
Видя полную беспомощность в работе своих лидеров — Маркса и Энгельса, внутри организации создавались альянсы, группировки, которые выходили для осуществления самостоятельной деятельности. Таким образом, отделились, ушли из Интернационала за нашим Михаилом Бакуниным национальные отделения США, Англии, Испании, Бельгии, Голландии, Италии. А что осталось за Марксом?
Маркс и Энгельс суетились, не знали, что делать. И в этой ситуации беспомощности лучшим выходом для них было прибегнуть к старому излюбленному и проверенному надёжному способу, выходу — вообще закрыть эту беспокойную контору и перестать играть в революционные игры. Что и было сделано.
Неудачи продолжали преследовать Маркса. В войне с Пруссией (1870–1872 гг.) одна французская армия была легко разбита, а другая сдалась в плен. Прусские войска окружили Париж. Французский король и правительство были беспомощны. В этой ситуации, воспламенённые патриотическими чувствами, парижане захватили власть, опять создали Коммуну и осуществили проект Маркса — установили свою диктатуру.
На этот раз французские революционеры были уверены — ведь у них была на этот раз «верная», «научная» революционная теория Маркса(!!?).
Трагедия получилась потрясающей. Установлена диктатура народа, большинство которого — пролетарии, разрушена старая бюрократическая государственная машины, разрушено само государство.
Рабочие у власти — и что дальше? А дальше — полнейший вакуум, пустота, полнейшая неизвестность — тупость, незнание и недоработка Маркса. Потому что Маркс и Энгельс не верили в осуществление своих идей, они занимались чистой болтологией, схоластикой. Они думали поиграть в модные демократические игры интеллигентов — и сделать на этом имя общественных деятелей и учёных. Но всё оказалось на много серьёзнее и реальнее.
Для Маркса и Энгельса — это было совершенной неожиданностью. Они теоретически предполагали, что если что-то и может произойти, то только именно в Англии, где имеется мощный, сплочённый и сознательный пролетариат.
Итак, рабочие пришли к власти и не знают — как жить и что делать дальше. Вы думаете — Маркс им что-то подсказал? Или может — он всё бросил и поехал возглавить своё ожившее теоретическое детище, как это сделали многие революционеры?
В Париже творился кошмар — полное неведение, хаос, сумятица. Революционеры метались, не знали что делать, на ходу экспериментировали, как и раньше — спорили, обвиняли друг друга, казнили друг друга.
В это время Маркс как журналист — «специалист» по этой проблематике объяснял европейской и американской общественности происходящее, морально поддерживая восставших. Это восстание было потоплено в крови в прямом смысле. Бессмысленно погибли сотни тысяч французов.
Кощунственными выглядят комментарии наших «героев» после гибели Парижской Коммуны.
В объяснении Маркса — происшедшее следует оценивать «как зарю великой социальной революции, которая навсегда освободит человечество от классового общества».
Энгельс после парижских событий (1871 г.) дал оценку себе и другу Карлу — «Гениальная прозорливость основоположников научного коммунизма»…
Конечно, после всех этих событий, эти два «научных» деградированных деятеля окончательно опозорились и потеряли весь свой авторитет в Интернационале, в котором требовали смены руководства.
Энгельс в 1872 году, защищая свой авторитет, в статье «Об авторитете» так объяснял неразумным революционерам необходимость оставить его и Маркса во главе Интернационала —
«Что стало бы с первым же отправленным поездом, если бы был уничтожен авторитет железнодорожных служащих по отношению к господам пассажирам?»
Погибло около полумиллиона реальных пассажиров поезда под названием «Маркс — Парижская Коммуна», а Энгельс… — даже не может предположить, что два машиниста этого поезда — сумасшедшие кровожадные маньяки.
Причём кровожадное сумасшествие Энгельса ни как не могло закончиться, вот к чему он призывает после Парижской Коммуны поляков в 1875 году — «политическое положение, в которое поставлена Польша насквозь революционно, что оно не оставляет Польше иного выбора, как быть революционной или погибнуть». Энгельсу было мало бессмысленных полумиллиона смертей коммунаров и ещё большего количества (!) погибших поляков в восстании в России 1862–1863 гг.