Это идеальное совершенное человечество, к которому должно вечно стремится реальное человечество — Соловьёв назвал Богочеловечеством по примеру Иисуса Христа, который есть Богочеловек, идеальный образец духовного человека.
После В. Соловьёва к таким же выводам после долгих раздумий и экспериментов над собой пришёл великий русский мыслитель Лев Николаевич Толстой, позиция которого была продемонстрирована в предыдущей главе.
Затем эту же тему обдумывал выдающийся русский мыслитель Владимир Шмаков, погибший в годы «революционного» кровавого захвата России. Объяснение у В.Шмакова было следующим: греки метались в решении этой проблемы, более склонялись к Аполлону и в борьбе с Дионисом у них возник образ страдающего героя — Прометей, Геракл, Одиссей, царь Эдип. Греки страдают и сопереживают вместе со своими героями. Абстрактная идея судьбы — рок витает над ними. Бог и человек разделены пропастью — и в этом весь узел греческих трагедий. Греки выстрадали трагедию, но её не преодолели, проблему не решили.
Римляне уже не хотели страдать и сопереживать абстрактно, как греки, они приземляют проблему и хотят решить её реально в жизни, подобно Богам. У них преобладает Дионис. Римляне опустили решение этой трагической проблемы не внутрь себя, в личность, а совсем рядом — в зрелища, в войны, в вакханалии. Они принимают участие в самом процессе кипения этой проблемы как непосредственные участники. У греков страдали абстрактные герои, а сами греки сострадали и сопереживали им. У римлян страдают реально в зрелищах реальные люди — преступники, гладиаторы, просто рабы, христиане, а римляне вместе с ними также сострадают и сопереживают.
Но это не внутреннее решение проблемы, это её вывод наружу в зрелища и в вакханалии. Римляне непосредственно проблему демонстрируют, отображают, но не решают. Боги рядом с человеком, они определяют конкретные людские процессы, без человека решают его судьбу, римлянин — зритель.
«Христос соединил два великих начала в конкретном Образе. Пропасть между Богом и человеком перестала существовать. Победно восходящий герой (человек) и нисходящий Бог объединились в его Бого-Человечестве, как в конкретном всеобъемлющем Символе», — писал В.Шмаков, который с другой стороны пришёл к тому же, к чему пришёл В. Соловьёв.
После В.Соловьёва, Л.Толстого и В.Шмакова ту же позицию занимал и выдающийся русский мыслитель Николай Бердяев (1874–1948 гг.) — «В религии Духа, в религии свободы, всё представляется в новом свете: не будет авторитета и не будет возмездия; окончательно исчезнет кошмар судебного понимания Христианства и вечного ада. В основе будет не суд и возмездие, а творческое развитие и преображение, богоуподобление».
Стоит отметить общечеловеческий аспект сути явления Иисуса Христа — если человек любой национальности, любого вероисповедания: от мусульманина до буддиста ставит перед собой задачу духовного совершенства и совершает добрые дела, то он уподобляется в какой-то мере Иисусу Христу, и в этом смысле является по своей сути христианином, даже не осознавая этого.
Вот от слов и от фиксации правильных истин об Иисусе Христе, о совершенстве и богоуподоблении людей, к реальному духовному совершенству и богоуподоблению по примеру Иисуса решил подтолкнуть людей, русских людей выдающийся русский мыслитель Иван Ильин (1883–1954 гг.).
Для динамики, для начала движения Ильин должен был преодолеть довольно сложную проблему — философскую ошибку выдающегося русского мыслителя Льва Толстого.
Ещё до Льва Толстого Владимир Соловьёв много думал о том, как извилисто и коварно пробегает граница добра и зла в человеке и среди людей; В.Соловьёв:
«Преодолев это искушение плоти, Сын человеческий получает власть над всякой плотью.
Во-вторых, свободному от материальных побуждений Богочеловеку представляется новое искушение — …подпасть греху ума-гордости (как орудия самоутверждения своей человеческой личности).
В-третьих,… Рабство плоти и гордость ума устранены: человеческая воля находится на высокой нравственной степени, сознаёт себя выше всей остальной твари; во имя этой своей нравственной высоты человек может хотеть владычества над миром, чтобы вести мир к совершенству; но мир во зле лежит и добровольно не покорится нравственному превосходству, — и так нужно принудить его к покорности, нужно употребить свою божественную силу как насилие для подчинения мира.