— Сёдни здесь заночуем, — проворчал Потап, немного отдышавшись. — А завтрева уже двинем обратно… Супротив течения трудненько будет — ну да всё легче, чем пёхом…
— Думаешь, на лодке быстрее выйдет? — спросила Ласка.
— Да уж всяко быстрей… Опять же, вдоль бережка пойдём. Случись в воде какой ящер — завсегда причалить можно, а коли на суше — так на глубину уйти… Оружья-то у нас — твоя винтовка, и всё; штуцер я ещё в лагере обронил. А что магазинка супротив здешних тварей: всё равно, что на волка с дробишкой мелкой….
Закончить свою мысль Потап не успел. По нервам ударил жуткий металлический шелест — словно исполинская шашка покинула ножны; а в небе над водопадом вспыхнул Знак.
— Не может быть! — воскликнула Ласка, вскакивая на ноги. — Я же… Нет!
— Стрелила, говоришь, колдуна-то нашего? Чей-то не похоже… — хладнокровно отозвался медведь.
— Надо остановить его! — крикнула девушка, цапнула за ремень «ли-метфорд» и кинулась было к лодке. Потап перехватил её, заставив остановиться.
— Пусти!!!
— Не, не пущу, — покачал косматой башкой зверь. — Ты и так накуролесила порядком, сиди уж теперь.
— Я должна это сделать! Иначе он разрушит весь мир!
— Сиди, кому сказано! — вдруг рявкнул Потап; от неожиданности Ласка даже попятилась — медвежий рык был более чем внушителен. — Не по силам тебе, ужель не ясно! Чему бывать, того не миновать, — добавил медведь тоном ниже. — Да и не поспеешь. Эвон, гляди…
Звёзды исчезли с ночного неба. Их больше не было видно — ни единой; зато над миром, один за другим, возникали Знаки. Черный бархат ночи горел в изумрудных лучах; свистела великанская шашка, высекая иероглифы Апокалипсиса. Строка за строкой ложились они на небосвод. Вскоре сделалось светло, словно днём; стаи потревоженных птеродактилей взмывали над деревьями, пронзительно пища. Им вторили голоса крупных ящеров: медлительные бронтозавры ревели, напуганные страшным зрелищем, сбивались в стаи, ища спасения от невиданной доселе напасти. Знаки занимали уже всё небо, от восточного до западного горизонта; они теперь писали сами себя, порождая всё новые и новые формы… Ласка представила себе, как чудовищная тайнопись разрастается и опоясывает весь мир. Повинуясь воле того, кто стоял сейчас у кромки великого водопада, вспыхивает небо над Атлантикой и Тихим океаном, над бескрайними просторами Снежной Страны и вершинами Памира, выметает полуденные тени с улиц европейских городов и расцвечивает изумрудным сиянием азиатские степи… Люди бросают свои дела, выходят из домов на улицы, с ужасом и благоговением смотрят вверх… Кто-то вдруг падает на колени, каясь во всех грехах, кто-то шепчет молитву, кто-то просто молча стоит, не в силах сдвинуться с места — а Знаки пляшут, кружатся в дымных жгутах облаков, сплетают петли и плоскости холодного неземного огня…
***
Мужчина в дорогом костюме стоял у огромного, от пола до потолка, окна шале и, заложив руки за спину, молча созерцал альпийские склоны. В его холодных, словно льдинки, глазах отражался танец изумрудных иероглифов, заполнивших небо. В дверь негромко постучали.
— Войдите, — бросил человек, не оборачиваясь. — Кто на этот раз, Брюммель?
— Его Высочество… — плечистый неандерталец почтительно протянул хозяину аппарат Бэлла: сплошь красное дерево и полированная латунь. Стоило мужчине взять наушник, как из него тут же раздался одышливый голос, перемежаемый шорохом и треском помех:
— Твингли! Господи, Твингли, что творится?! Ваши люди добились, наконец, успеха?! Почему вы нас не предупредили?!
Поморщившись, мужчина отстранил металлический кругляш от уха и сказал в гнутый рожок:
— Мы проиграли. Это конец, Джон.
— Как проиграли?! Твингли, что за вздор вы несёте! — истерически завопил голос. — Мы никогда не проигрываем, слышите — никогда!!! Если вы не в состоянии оказались решить эту проблему…
Мужчина аккуратно повесил наушник на вилку и отдал неандертальцу.
— Уберите его подальше, — распорядился он. — На звонки не обращайте внимания… А лучше отключите вообще.
Неандерталец поклонился и развернулся, чтобы уйти. У самых дверей хозяин окликнул его.
— Брюммель!
— Да, господин?
— Вы верите в бога?
Лакей на секунду замешкался.
— Конечно, господин! Я верный прихожанин…
— Тогда помолитесь, Брюммель.
— Господин? — неандерталец вопросительно посмотрел на хозяина.