— Ну что тут непонятного, — раздраженно бросил тот. — Просто помолитесь!
— Да, господин, — Брюммель поклонился и аккуратно прикрыл за собой дверь.
— Он ве-ерит! — язвительно бросил человек в пустоту. — Счастливчик!
***
В глубоких подвалах одного из лондонских зданий пришла в движение странная машина, чем-то похожая на гигантскую астролябию. Опоясывающие бронзовый глобус дуги мелко завибрировали — а потом вдруг сорвались с места и принялись вращаться, стремительно набирая обороты. Спустя несколько секунд оси раскалились докрасна, из сочленений потянулись струйки едкого дыма. Что-то пронзительно взвизгнуло, срикошетив от каменной стены — и вся конструкция с оглушительным грохотом разлетелась на части.
***
— Докладаю: личный состав в баню сходил, в чистое переоделся, сейчас отец Акинфий всех причащает…
— Отлично, хорунжий. Как причастие закончится, раздайте патроны — и с Богом… — полковник Шолт-Норт выглянул из штабной палатки и удовлетворенно кивнул. Все занимались своим делом. Потаенный воинский лагерь, надежно укрытый от чужих взоров в глухих чащобах Зауралья, за последнее время разросся, превратившись в нешуточную угрозу ордынцам. А ведь ещё несколько месяцев назад их было всего ничего: сильно поредевший гарнизон Крепости, спасшийся по секретному тоннелю, да и то — половина раненых… Зато теперь — без малого полк, даже артиллерия своя имеется: четыре горных орудия, отбитых в лихом ночном налёте на неприятеля. К ним бы ещё боеприпасов поболе…
— Нервничаете, Пал Евграфыч? — полковник хорошо знал манеру хорунжего подкручивать в волнении седеющие усы.
— Да уж больно непривычно оно! — хорунжий коротко глянул вверх, на полыхающее небо.
— Это хорошо, — усмехнулся Шолт-Норт. — Будем надеяться, что ордынские часовые пялятся на это безобразие, а не по сторонам стригут, как положено. А вот казачкам скажи, пусть не зевают.
— Мои хлопцы не подведут, осподин полковник! — хорунжий приосанился. — Разрешите идти?
— Ступайте.
Может, это и впрямь конец света, подумал Шолт-Норт; но как бы там ни было, ордынцев мы сегодня крепко вздуем, ох, крепко…
***
«Немезис» шла над Атлантикой на высоте полутора миль. Воды океана переливались всеми оттенками нефрита. Матросы и офицеры находились на своих местах согласно боевому расписанию: вахтенный объявил тревогу, едва завидев странные огни. Командор Роберт Мак Дули оторвался от окуляров телескопической системы.
— Кларк, взгляните-ка на это. Вы не находите ничего странного?
— Горизонт чист, сэр… — офицер помедлил. — Если не считать этих, гм… Атмосферных явлений…
— Не ищите детали, попробуйте охватить всю картину целиком, — подсказал Мак Дули.
— Сэр… Мне только кажется, или…
— Он стал ближе, не так ли?
— Но… Этого просто не может быть!
— И тем не менее, — пожал плечами командор. — Впрочем, возможно, это всего лишь какой-то оптический эффект…
Спустя полчаса стало ясно, что сэр Роберт не ошибался. С каждой пройденной милей линия горизонта приближалась. Офицеры нервно переглядывались, лишь Мак Дули оставался невозмутим. Когда до роковой черты осталось полсотни кабельтовых, он коротко приказал:
— Волынщиков на мостик!
Под заунывный напев волынок «Немезис» перевалила линию горизонта. У людей вырвался невольный вздох — но поначалу никто не понял, что именно он видит: слишком велики были масштабы происходящего. За горизонтом тоже был океан — но его поверхность находилась под углом к той, над которой они пролетали; обе плоскости разделяла тёмная трещина — идеально ровная, немыслимых глубин… И она прямо на глазах расширялась.
***
Огюст Легри ковылял по мосту. Стальной гигант, соединявший Манхеттен с побережьем, по праву мог бы считаться если не одним из чудес света, то, по крайней мере, великолепным образчиком инженерной мысли; но француза сейчас меньше всего заботили архитектурные особенности Нового Йорка. Панический, животный ужас, выгнавший его из палаты госпиталя, никак не желал отпускать; адские письмена, заполонившие небосвод, лишали последних крох самообладания и здравого смысла. Легри вёл себя, словно обезумевший зверь в пламени лесного пожара — с тою лишь разницей, что животные всё-таки точно знают, в какую сторону им следует бежать… Прооперированное бедро наливалось пульсирующей болью, и она с каждой минутой становилась всё сильнее. Конечно, он пытался беречь поврежденную ногу, опираясь на костыль, но непрестанное движение разбередило начавшую заживать рану.