Выбрать главу

- Если ты меня знаешь, так скажи, чей ты сам - спросил Мирко Василя.

- Дьявольский сын, - ответил Василь. - Ты дьявола боишься?

Крестьянин перекрестился.

- Боюсь, видит бог!

- А партизан боишься? - спросил я, расчесывая пятерней свою бороду.

- Я всякого боюсь, ведь беззащитный я.

Наконец Мирко обратил внимание на мою бороду и, решив, что мы принадлежим к четнической партии бородачей 6, заторопился подладиться к нам. Он заявил, что ненавидит коммунистов, потому что они едят из общего котла. Лично он ни за что не стал бы есть из общего котла, потому что ему глубоко противно есть из общего котла. Еще он не любит коммунистов за то, что они церковь не признают, и за то, что у них жены перепутаны, где сумеют, там и делают детей, не разберешь, который чей… Смотрите-ка, они уже и Мирко успели забить голову всей этой дребеденью. Впрочем, потеря не велика. Единственное отличие Мирко от его прапрадедов-овцеводов состоит в том, что те понятия не имели про общих жен и общие котлы. Он является типичным представителем пещерной эпохи, а нам выпал жребий заполнить разделяющую нас пропасть своей жизнью, своими телами. И нет ничего удивительного в том, что Мирко ненавидит нас, ибо мы намеревались протащить его живьем сквозь теснины времени и бросить в колхоз, в котором он был бы лишен вшей, скотоложества и возможности воровать.

- Слушай, дядька, а не возьмешься ли ты убить Нико Сайкова? - спросил я для маскировки.

- Я такого не знаю, - ответил он.

- Жаль, - сказал Василь. - Мог бы заработать крупную сумму. Тот, кто его убьет, получает сто тысяч лир, и пятьдесят - кто выследит.

- Не он ли приходится сыном Сайко Доселича? - припомнил старик.

- Точно, он самый, видишь, теперь ты знаешь, про кого идет речь. Нико от тебя никакого подвоха не ждет и не прячется от тебя, ты бы его запросто прихлопнуть мог. Возьмешься?

Он снова помрачнел.

- Нет, нет, упаси бог! Да и нечем мне.

- А винтовкой. Если хочешь, мы ее тебе хоть сейчас дадим.

- А что толку, он все равно меня первым уложит. И отец у него такой был: с виду тихий, а многим свечки задул.

- Ну, раз ты против, мы сами им займемся, - заявил я. - Только - т-с-с! Никому ни слова! Не миновать тебе тюрьмы, не сносить тебе головы, если проболтаешься кому-нибудь про нас! Понял?

Понял, и мы его оставили сидеть в лачуге. Натерпелся, бедняга, страху, теперь я думаю, до ночи не посмеет высунуть нос наружу. Иван все же требует идти лесом, а не лугами - старик не должен знать, куда мы пошли. Земля покрыта сбитыми градом листьями и ветками, но мы по щиколотку увязаем в густой жиже, хлюпающей под ногами. С полян рассматриваем горы вдали: окутанные туманом, они высятся перед нами в беспорядочном нагромождении, знакомые и незнакомые. Одно время казалось, что погода разгуляется, но она, видать, передумала. Словно какое-то вероломное существо управляло этими переменами: посулив для начала исполнение желаний, оно затем преподносило нам сюрприз, которого мы меньше всего ожидали. Не успели деревья стряхнуть с себя воду, как уж снова зарядил дождь. Занавесил вершину за вершиной, задернул мокрые долины, словно мешки, и, только подойдя к источнику, я узнал ущелье и дорогу, которая вела к селам.

Василь обозлился.

- Если вы лучше знаете, чего же сами не ведете?

Напрасно он злится, ведь всем давно известно, что Василь до смерти любит быть ведущим, вне зависимости от того, насколько хорошо знакома ему дорога. В этом отношении я не безупречен - не будь Василя, я бы сам бежал впереди всех. Видно, в нас с ним с рождения сидят такие бесенята, которые подхлестывают людей в дороге, торопя примчаться к цели как можно скорее, как будто бы любое промедление грозит нам вообще никуда не добраться. И, прекрасно понимая всю бессмысленность этой гонки, я снова забываюсь; к счастью, Иван служит нам тормозом, не то бог знает куда бы мы с Василем убежали.

Снизу из катуна до нас доносится собачий лай. В тяжелом влажном воздухе приглушенно позванивает овечий колокольчик. Вечереет, доят овец. Горят костры. Бранчливо перекрикиваются пастухи, обсуждая мирные проблемы сельской жизни: было бы только тепло, уродится тогда трава на славу, вдоволь будет и сена.

вернуться

6

Четники дали обет не сбривать бороды, пока не «расправятся с красными».