Глубоко под нами расстилалась долина, испещренная желтыми клочками жнивья, яркими пятнами осенних садов, межами и канавами. И, раздвигая заросли ивняка и пепельно-серые кукурузники, блестел, извиваясь, Лим, как огромное дерево с многочисленными отростками-притоками, поваленное на луга. И мне кажется, что это дерево стояло когда-то прямо и я взбирался на него, перелезая с одного сучка на другой, исполненный веры в будущее. Было это бог весть когда, может быть, даже во сне; а теперь, поверженное на землю, дерево обратилось ползучим растением, стремясь изо всех сил дотянуть до следующего геологического периода. Над ним сверкает солнце, пустынны его берега, и Девичий омут под скалой манит его мигающими вспышками огоньков: приди, приди!.. Говорят, когда-то, в незапамятные времена, здесь утопилась девушка. И по сей день осталась она такой же юной, как тогда, ибо мертвые не подвластны току времени; она и меня призывает слабой улыбкой и слезами: приди, приди, не бойся меня, я не подведу тебя!.. Вот так же манила она меня и раньше, каждое лето и каждую осень; я уходил, но после наших встреч легче как-то переносились туманы и снега, полицейские застенки, а иногда, бывало, что и безумства любви, временами нападавшие на меня.
Долго еще предавался бы я своим мечтам, да Якша насупился: в котелке у него что-то медленно закипало, и сейчас мне предстояло ознакомиться с его содержимым. Он сдвинул брови и спросил:
- Кто бы это мог отдать концы - внизу?
- Из наших никто, раз я здесь.
- Странно, мне показалось, что они кого-то убили.
- Слушай, а что, если нам выкупаться в Девичьем омуте?
- Глупости, - ответил он и плюнул для вящей убедительности.
- Я в нем каждое лето купаюсь, и это купанье придает мне силу и бодрость. Я в нем и прошлым летом купался, несмотря на пальбу - прорвался однажды и выкупался. И если я пропущу хоть одно лето, боюсь, вот тут-то мне и настанет каюк.
- Вот попадешь внизу в ловушку, тогда уж точно каюк тебе настанет.
- В таком случае мы с тобой вместе отправимся на тот свет - не оставлять же друг друга в беде - и уж по крайней мере будем лежать рядышком чистые, вымытые.
Он качнул головой жестом упрямца, занятого своими соображениями, и засмотрелся вниз, ловя мигающие позывные, которые посылала ему вода. Потом он отер пот с лица огрызком бывшей шапки и встал. Взял в левую руку свою посудину и пошел. Вниз, в долину, к Лиму, к омуту. Понятия не имею, что заставило его принять столь быстрое решение. Может быть, только то, что он не встретил никакого сопротивления с моей стороны.