- Кто у тебя есть в доме?
- Мои домашние, кто же еще?
- А на чердаке?
- Да ты кто такой?
Я протянул ему удостоверение Вучко Сало. Он глянул в него и стал искать очки. Смеркалось, впотьмах ему и в очках ничего не разобрать, но мне не по вкусу пришлось его лицо с дырой в дыре, так же как и его намерение наводить ревизию. Я вырвал документы у него из рук - хватит с него и того, что я разрешил их пощупать.
- Мы Якшу ищем, - шепнул я ему. - Где ты его спрятал?
- Это шантаж, - взвизгнул он. - Ищи его у тех, кто меня вздумал шантажировать!
- Я буду искать, где мне велено, а ты иди вперед!
- Это еще зачем? С какой это стати мне впереди тебя идти?
- А с той стати, что у него винтовка есть. Пусть сначала в тебя стреляет… - И я втолкнул хозяина в избу.
Он повернулся ко мне, возмущенный, я смазал его прикладом, не дав ему и пикнуть. Он выпрямился и снова было разинул пасть, но я замахнулся с явным намерением добавить еще. Это его образумило, и, стараясь держаться от меня подальше, он, ни о чем больше не спрашивая, взял спички и осветил ясли, показывая мне, что там нет никакого подкопа. Стали подниматься вверх по лестнице, он прикрикнул на женщин, велев им помалкивать. Взяв лампу, он вывел меня на чердак, загроможденный сундуками с тряпьем и корзинами, облепленными навозом. Над всем этим, подвешенный к жерди, висел прошлогодний копченый окорок. Пока он по моему приказанию передвигал с места на место старую рухлядь, я сорвал с крюка свиную ногу и побыстрее запихал ее в ранец. Потом прогулялся и сам по чердаку и убедился, что Якши здесь нет. Спустились в комнату; мне поднесли ракии - пришлось опрокинуть стопку, как и полагалось заправскому вояке. Добрая ракия, похвалил я хозяев и нацедил себе еще, терзая их скаредные души. Больше они меня ничем не угощали - ни питьем, ни закуской - и даже не приглашали сесть. Напряженные взгляды хозяев невольно выдавали их затаенную мечту увидеть мою спину.
Я сунул нос под кровать, перерыл постели, открыл шкаф. Там висел новехонький офицерский мундир, и на меня пахнуло благоуханием одеколона, парикмахерской, свидания и влюбленных гимназисток. Я сунул руку в это наваждение - под ним зашуршали стираные рубашки и носовые платочки с метками. Я задумался на секунду, словно бы напал на верный след:
- А-а, так это вы для него приготовили? …
- Для кого? - спросил старик, поежившись.
- Сам знаешь для кого.
- Это форма моего сына, - вставила старуха и задрала нос, - капитана …
- Все так говорят, когда попадаются, признаваться раньше времени нет дураков. Завяжи мне мундир в узел, я его в комендатуру снесу. Если эта форма капитана - получите все обратно по списку; если нет - получите свое и еще сверх того.
- Не тронь, - взревел старик.
- Говори, где ты его прячешь, тебе же лучше будет.
- Я тебе не позволю грабить мой дом иначе как через мой труп.
- А по мне хоть бы и через труп, - и я отпихнул его на кровать.
Я отступил на шаг и выхватил кольт из кармана с твердым намерением пристрелить старика. Чего его жалеть? Чем эта дряхлая шкура и трухлявые кости лучше молодых, тех, которые давно уже гниют под землей, умирают от ран и погибают ежесекундно, ежечасно?.. Чем заслужил он право жить и дотянуть до коммунизма только для того, чтобы подкапываться под него? Решительно ничем. А так он подрыгает малость ногами, прежде чем у него остекленеют глаза, и даст мне возможность полюбоваться мгновенной картиной затухания, всегда одинаковой и в чем-то все-таки каждый раз неповторимой. Эта будет в значительной степени отличаться от всех виденных мною раньше, ибо мне никогда еще не доводилось наблюдать, как отдает концы плешивый гад… Однако мне так и не довелось насладиться видом его смерти: две бабы подняли невообразимый крик и замахали множеством мелькающих в воздухе рук: нет, нет, ради святого Иоанна! Пусть все летит к черту, пусть все огнем горит, только бы ты жив остался!… Одна, стараясь чем-нибудь меня отвлечь, сует мне в руки бутыль, вторая, раздвинув юбку, закрывает ею старика. Эти паршивые бабы всегда своего добьются: остудив его пыл, они остудили и мой.
Отыскав чистую наволочку, они стали запихивать в нее, как в мешок, френч, брюки, и ботинки, и надушенные платки.
- Завтра приходи в комендатуру! - крикнул я старику.
- Держи карман шире!
- Там для тебя припасут хорошенькое угошеньице!