- О господи! Да перестанешь ли ты нести околесицу!
- Конечно, это пока что всего лишь предположение, но его можно проверить. Более того, совершенно необходимо проверить, ибо, сам посуди, откуда у англичанина могла взяться фамилия Гаррик, Давид Гаррик, да еще к тому же отмеченная таким необыкновенным даром…
- Подожди же, дай только мне, дотащить тебя до леса…
- Ну а когда дотащишь, что тогда?
- Тогда я тебе такой подарочек преподнесу, что ты его долго не забудешь.
- Знаю какой - вшей. Но я его не принимаю. И не смей больше прикасаться ко мне, потому что вши тоже любят заселять необжитые континенты. Я в твоей помощи не нуждаюсь, смотри!
И, вскочив на каменную ограду, я станцевал ему «баба сеяла горох», сначала на левой, потом на правой ноге в доказательство того, что я и сам могу удержать равновесие. Якша недоуменно молчал. И больше уже не спрашивал, куда нам идти и зачем. Израсходовав все свои душевные силы, он снова замкнулся в деревянном равнодушии и на все махнул рукой. Зашумит в излучине Лим и снова стихнет, удаляясь. Вспыхнет звезда и погаснет. Молодая лягушка, вылупившись из икринки в мягком иле протока, в вот самый момент, когда все прочие представители ее рода были уже проглочены кем-то, тщетно пыталась дозваться кого-нибудь из своих, безмерно изумляясь своему одиночеству. Мы приближались к деревне с несколько необычным расположением очагов собачьей активности. Перед ней на лугу паслись кони. Я подошел к одному из них, отвязал и сплел из веревки недоуздок. Якша спросил, что это я собираюсь с ним делать.
- А ну садись, - сказал я ему, - не мешает и тебе поучиться ездить верхом.
- Или ты все еще не надурачился?
- Я не дурачусь, а серьезно. Я хочу начать вое сначала и завести себе конницу, как у русских. Во всяком случае, все книги и фильмы о революции наводнены конниками, эскадронами, топотом, грохотом, скребницами и лошадиным храпом; значит, так надо, значит, все средства, в том числе и копыта, хороши в борьбе с мрачными силами зла.
- Ракия высушила тебе все мозги.
- Какая ерунда. Просто, понимаешь, надоела мне хуже горькой редьки пехота, партизанщина, игра в пряталки и рванье. Не хочу, чтобы на каждом шагу мне тыкали в нос вшивым трусом, болотным зверем, который отсиживается в медвежьих углах. Так и тянет меня с грохотом промчаться по дороге да хорошенько постращать этих гадов, и напомнить им о себе, и доказать, что я их не боюсь и прятаться не собираюсь. Промчаться вот сейчас, не откладывая, и тем отпраздновать нашу с тобой встречу. Погоди, еще придет время, и мы с тобой обзаведемся седлами, сбруей, всем чем надо. А пока давай хоть помечтаем об этом. А теперь - по коням, если не хочешь разозлить меня и снова слушать мои пьяные крики!
- Хорошо, предположим, я сяду на этого коня, а ты как же?
- Я себе поймаю другого.
- Когда поймаешь и оседлаешь его, тогда оседлаю своего и я.
Он крепко надеялся, что из моей затеи ничего не выйдет. И то сказать, я немало намучился, пока совладал с упрямым животным; но в конце концов я его оседлал, а вслед за мной и Якше пришлось выполнить данное слово. Я угадал: Якша относится к породе старорежимных простаков, которые дорожат обоим словом, как вол своими рогами. Говорят, это делает им честь, хотя лично я не представляю себе, что они делают с этой своей честью. Впрочем, сейчас это не имеет значения, при первом же удобном случае я снова поймаю его на слове и незаметно втяну в новую авантюру.
Мы поскакали вдоль живой изгороди, вдыхая густые ароматы ежевики и свежепримятой травы. Вдруг в ольшаннике за нашей спиной раздалось ржание, потом топот и, как живое предзнаменование счастливого пути, нас догнал еще один конь. Молодой горячий жеребец, он сорвался с привязи и увязался за нами исследовать незнакомые края. Он радовался свободе, не представляя еще себе, чем обернется для него эта свобода и бунты грядущих лошадиных поколений, он забегал вперед на разведку местности, возвращался, скакал, вставал на дыбы - словом, производил гораздо больше грохота, чем два других, вместе взятых. Нежданно-негаданно мы превратились в конный патруль, оторвавшийся от основных соединений и решивший покуражиться в глубоком тылу. Цокают подковы, пляшут искры, развеваются буйные гривы, и с перепугу прячутся за деревьями темные силы, утрачивая свою грозную мощь. И только один представитель этих темных сил - хромоногий, старый, безоружный и беззубый, не успев убраться с дороги, закачался на обочине и пропищал:
- Полегче, братцы, не раздавите…