- Кончилось лето!
- Лето кончилось, а мы остаемся здесь. Теперь уж никто и не вспомнит про нас.
- Если даже и вспомнит, так не вернется за нами. Не возвращаться же каравану собирать солому, выпавшую по дороге.
- Это мы-то солома, выпавшая по дороге? Впрочем, так оно и есть, кто же еще?
- Второй раз они этим маршрутом не пойдут, смысла нет.
- Прошли бы, если бы думали найти здесь что-нибудь ценное, но ценного нет ничего, все выродилось.
Плодородная почва и та вырождается и после долго отдыхает, бесполезная, презираемая и ничейная - непаханная, пустующая целина, бросовый выгон, отданный под пастбище и место последнего успокоения заезженным клячам да цыганским лошадям. И долго будет она так лежать, поражая прохожего: возможно ли, что эту хилую почву когда-то обрабатывали и она приносила урожай? … И немало утечет мутной воды, прежде чем она снова станет родить и вскормит новое поколение отважных безумцев, беззаветно влюбленных в мечты о человеческом братстве и единении. А взрастив, обессилеет и спустит своих детей в долины к ее удобренным пашням, достатку и городам с трубами, куда по тысяче каналов и желобов, цепляясь друг за друга, устремляется все и вся. И останется еще более опустошенной, чем прежде, - тощая с оскалом острых скал. И вскормленные ею дети будут стесняться ее и редко станут вспоминать свою вечно голодную и безобразную мать и вскоре вовсе позабудут к ней дорогу и вычеркнут из памяти само ее имя.
- Здесь, должно быть, зайцы водятся, - сказал Якша.
- Место для них вполне подходящее, может, какой-нибудь быстроногий пострел еще и уцелел на наше счастье.
- Они под вечер выходят пастись. Ты здесь покарауль, а я с той стороны залягу.
И он ушел. Я обернулся и обежал взглядом катун, источник, возле которого встретился с Магой, и тропинки. Мага была всего лишь приманкой, настоящая ловушка - Неда. И я ее люблю и ненавижу. Хорошо, что Якши нет и он не может прочитать эту быструю смену чувств на моем лице. Луга разукрасились подвижными вечерними тенями, которые постепенно сливались друг с другом. Потемнели в преддверии сумерек, пестрея белыми пятнами овец. Эти белые пятна напомнили мне гадалку, рассыпавшую белые бобы по подолу своей зеленой юбки, намереваясь угадать мою судьбу. Но гадалка нема, а может быть, просто не хочет говорить и безмолвно нанизывает передо мной живые ожерелья, которые распадаются и соединяются вновь? Из домишек выходят женщины, а Неды нет. И тревожное волнение охватывает меня - уж не случилось ли с ней что-нибудь плохое? Сумрак затопил землю, зажглась пастушеская звезда. Я зашел за Якшей в его засаду, и мы пошли - я насилу сдерживаю себя, стараясь не припуститься бегом. Мы уже подходили к кромке лугов, когда Якша неожиданно схватил меня за руку.
- Стой!… Назад!…
- Что такое?
- Они тут, я по запаху слышу. С десяток будет.
- Вечно тебе эти запахи чудятся.
- А тебе доказательства непременно нужны? На, послушай!
Он завел меня за дерево, опустился на землю и переломил прут. Спугнутый зверь зашебуршился в кустах - завозился, замешкавшись, звякнул оружием и обругал самого себя. Мы неслышно отползаем назад, улавливая вдогонку нам летящие сдавленные голоса:
- Что это там такое?
- Лист зашуршал.
- Зашуршал, только, видит бог, не лист, а лис двуногий!…
- Так куда же он делся?
- Тсс, тише!
Я вырвался вперед и повел Якшу в обход - мне необходимо прорваться в катун с другой стороны и узнать, что там с Недой. Якша не имеет ни малейшего представления о нашем направлении, но ему главное - подальше уйти от злосчастного места. Вот уже и Велькова могила близко, и только было я открыл рот, собираясь показать ему могилу, как Якша цапнул меня за руку и поволок назад. Я без сопротивления покорился ему, чувствуя, как гаснет во мне желание увидеть Неду; да и надо ли нам видеться с ней, когда мы оба в тисках беды и прокляты оба? Мы идем высохшим руслом реки, обрывистые берега которой стали ареной бесшумной схватки между буками и елями, исход которой еще не определен. Пройдя порядочное расстояние и оказавшись вне опасности, мы сели отдохнуть. С ветки в тишине сорвался лист и полетел, шурша, на землю. Не успел затихнуть легкий шум его падения, как два новых листка, сорвавшись с ветки, подхватили и продолжили его печальный шепот. Пролетели вслед за ними еще один, потом второй - это так неслышной поступью подкрадывалась осень. Кончилось лето, кончимся с ним и мы. Но прежде чем уйти совсем, мне хотелось бы оставить на земле какую-нибудь память о себе. Только я еще не решил какую. Если бы я мог сказать им на прощанье что-нибудь умное, но любые слова быстро улетучиваются из человеческой памяти; если бы я мог создать для них что-нибудь прекрасное, но ведь люди не замедлят испортить или разорить любое творение моих рук. И только смерть дает надежную гарантию прочности: сбить кого-нибудь одним махом с катушек - вот это они надолго запомнят.