- Пусть катится к черту, я его больше не собираюсь караулить. Мне одна моя целая башка дороже, чем три его живые или мертвые.
- Но-но-но, мы же договорились его прикончить.
- Такого гада следовало бы палкой прибить, а не пулей.
- А ну-ка поднимайся! Там возле дороги холодный родничок, такой воды ты сроду еще не пробовал.
Соблазнившись водой, я дотащился с Якшей до источника, и его звонкий лепет и тонкая струя быстро освежили меня. Я умывал водой лицо и пил ее, разрешая ей стекать за ворот и по спине. Над источником и дорогой нависала темная, старая, растрескавшаяся и развалившаяся на куски скала, поросшая боярышником, шиповником и кизилом. Зеленевшая кое-где листва бузины придавала ей вид развалин старинной крепости, господствовавшей некогда над равниной, еще не одевшейся лесом. Я нашел удобное ложе во мху, прислонился головой к кизиловому корню и закурил. Все-таки здесь были какие-то стены - потемневшие камни хранили следы бушевавшего здесь некогда пожара. Я закрыл глаза. Прямо подо мной извивалась дорога, но мне было сейчас совершенно безразлично, кто по ней проходит, - пусть Якша караулит, если хочет. Даже если эти руины и в самом деле представляют собой остатки какой-то погибшей цивилизации, они все же еще не являются прообразом грядущего или настоящего распада современной цивилизации. Наша цивилизация крепче той: она из бетона и стали, она не поддается разрушительному действию времени, о котором случайно напомнили мне эти развалины, наводящие на грустные размышления. Пробиваясь сквозь них, подобно траве, передо мной возникают странные видения. Трава, кругом трава, ящерицы, и еще чевапчичи 46 - они шипят за той чертой. И, соблазнившись ими, я пересек эту черту, движимый смутной надеждой стащить пару штучек с жаровни, когда зазевается продавец. Я завернул за угол и обомлел: из крапивы и груды закопченных развалин поднималась круглая башня из бетона и стали, ворота ее были распахнуты настежь. Шипенье мяса и жира все явственнее доносилось до меня; казалось, оно исходит из башни, и никто не воспрещает мне войти в нее и понюхать. Я проскользнул в прихожую, коридор вывел меня в парадный зал, где не было ни столов, ни прислуги, ни жаровни - все эти старомодные атрибуты кухни выброшены, остались одни машины: они жужжали, извлекая из пластинок странные мелодии. В стене зияли круглые отверстия, а сквозь них, параллельно и одна над другой, проходили движущиеся ленты конвейера, конвейер подавал сюда сырье для чевапчичей: окорока, шеи, копыта вперемешку с ногой в солдатской штанине и носке, а то и рукой с растопыренными пальцами, как бы застывшими в прощальном привете.
Прислуга тут совсем не нужна, все скользит по конвейеру из машины в машину, превращается в месиво, перемешивается и через сборные трубы сваливается в гигантские чаны на рельсах под башней. «Кому предназначаются эти ужасные чевапчичи?» - крикнул я громко, а эхо ответило мне: «Кому? Никому!» Но это не эхо вторило мне, на самом деле я слышал голос машины, снабженной специальным отвечающим устройством на случай, если кому-нибудь из заблудившихся граждан вздумается задать ей вопрос. «Как это никому? Зачем же их тогда делают?» - крикнул я, желая убедиться в том, что это действительно отвечала машина. И она проговорила с металлическим призвуком: «Для удобрения, это прекрасное удобрение для травы». Объятый ужасом, который наводили на меня скрип и гудение машин, я бросился бежать. Даже и не посмотрел куда бегу и с опозданием заметил, что не туда. Двери были везде открыты, но каждая из них вела на мясорубку. Кто-то схватил меня за руку, я вырвался и отбежал на середину коридора и запутался в лентах конвейера. Снова попался, и на этот раз прочно, и мне кричат: «Проснись! Проснись!»
Я узнал Якшин голос и ужасно обрадовался, что он тоже запутался в этой кровавой цивилизации - может быть, вместе нам удастся как-нибудь выбраться из нее. Я открыл глаза и, вынырнув из мглы, пробился в верхний свет: Якша, винтовка, листья, ветви и даже клок неба над деревьями. Я задрал голову, отыскивая глазами исчезнувшую башню, Якша меня подтолкнул - не в ту, мол, сторону смотришь, правее, вниз, на дорогу… Дорога проходила лесом, по ней шли два человека - у одного за спиной была винтовка, у другого топор на плече.
- Того, вон с винтовкой, видишь? - спросил меня Якша.
- Вижу, и что же? Это и есть Шицо?
- Не сам он, а его правая рука.