Выбрать главу

Нам никак не удается связаться с кем-нибудь из тех, кто был некогда с нами: их матери и жены несут возле них бессменную вахту и, едва завидев нас, прячут своих мужчин, заклиная нас Христом богом поскорее убираться и не вздумать до конца войны показывать к ним носа. Насмерть запуганные люди теперь во всем видят подвох и ловушку. Три дня искали мы Вуколу Плотника, надеясь получить от него какую-нибудь информацию, но он как сквозь землю провалился, даже и топор умолк. Скорее всего Плотника забрили и послали с экспедицией на Тару, где он сейчас и заседает в каком-нибудь ольшанике, мерзнет, ворчит и взапуски с другими поносит нас последними словами. Однако сегодня утром Вукола Плотник нежданно-негаданно появился на дороге: плетется, понуро сгорбившись, и вдобавок ко всему хромает, будто и в самом деле возвращается с неудачной охоты. Завидев нас, Вукола не сразу пришел в себя и долго хлопал глазами, остолбенев от удивления. Уставившись на меня, он как бы высматривал во мне еще кого-то и старался нас разъединить. Обнаружив на Якше мою одежду, Плотник совсем растерялся и, опустив глаза, тайком оглядел его ноги - а не вывернута ли у него ступня пяткой вперед!

Я дал ему возможность наглядеться вволю, а потом спросил:

- Уж не на Таре ли ты себе хромоту заработал?

- При чем здесь Тара? - изумился Плотник. - Чего я там не видел?

- Разве тебя не гоняли туда охотиться на нас?

- Никто нас никуда не гонял, сейчас все спокойно.

- Разве тут не прошел слух, что мы пробираемся в Боснию?

- Внизу об этом ничего не знают. Да и не надо им про это знать, если вы и правда надумали туда пойти, иначе вас туда не пустят.

- Получил, - мстительно ввернул Якша. - Не сработала твоя хлопушка!

- Иной раз может и осечка получиться, значит, порох отсырел!

- От чего это он отсырел?

От слез. С женщинами вечно так: всегда у них найдется, чем порох подмочить. Я-то думал, они помогут мне, а оказалось - подвели. Я бы им, конечно, все равно не дался, но вот уж истинно, чего я никак не ожидал, так это встретить в наше время старомодных женщин, да еще в пострадавшем семействе. Но беда не велика - я еще откопаю других женщин и уж те не станут перегибать палку, храня чужую тайну. Таких найти нетрудно, их большинство; вот тогда-то моя хлопушка и сработает. Плотник, так ничего и не поняв, опустился на землю, вытянув вперед больную ногу. Оказывается, его придавило на повале, и все могло бы кончиться плачевно. Так уж спокон веков повелось, что рабочему человеку и дерево и камень норовят при случае отомстить. Но на этот раз по счастливому стечению обстоятельств он легко отделался: незадолго до этого из городской больницы сбежал один доктор, он-то и вылечил Плотника. Этого человека считают ненормальным и называют его Ненормальным Доктором; да он и ест ненормальный, коли бросил теплое местечко и белый хлеб, но раны и прочие увечья он здорово лечит.

- Где же он теперь? - спросил Якша.

- Его прячут у себя утржане. Четники разыскивают его, хотят обратно в больницу водворить, но, пока он жив, его туда не заманить - боится, не сцапали бы его там итальянцы.

- Какие еще новости? - спросил я его.

- Что ни день - то новости. Умер Глашатый, старик Глашатый.

- Спился. Не иначе как перебрал за упокой чьей-нибудь души.

- Угадал, именно за упокой души и перебрал, и притом твоей души. В аккурат после того, как в пещеру на Прокаженной бросили динамит. Они были уверены, что тебя доконали, и собрались в трактире отпраздновать это событие. Нализались, песен наорались, перессорились из-за геройства и медалей и разошлись поздней ночью. Последним из трактира выполз старый Глашатый, а по дороге на него напали привидения и ночные духи со шпорами - это он сам так рассказывал. И хоть многое врал, но в то же время в его вранье была и сущая правда: шапку его потом на кладбище нашли. Вот и пораскинь умом-то - кладбище ведь огорожено, а старый человек через ограду не полезет, если его силком не вынудишь. Каким-то образом Глашатый доковылял до дому, только стал мосток переходить, как тут его сила и покинула. Утром его нашли у воды - мокрый, синий, ни жив ни мертв. С той ночи разболелся старый, и все молчал, когда в своем уме был, а как пойдет его жар трепать, так и понесет околесицу. И все какую-то белиберду порол. Только одно он правильно предсказал: сверзится, мол, Сало с верхотуры, прежде чем с дерева лист облетит. И все про гроб твердил, гроб да гроб, для него и для Сало…