- Не понимаю, - прервал его Якша. - Так что же он правильно-то предсказал?
- А то, что Сало сковырнется. Это мой сосед один. И точно - Сало сорвался с самой верхушки превысокого дуба да вниз головой - и бац, насмерть!
- Сам по себе?
- Сам по себе. Люди говорят, будто бы они выстрел слышали. Все его слышали, и в селе тоже, но раны пулевой на покойнике не обнаружили. Рана от сучка была. Сало при падении брюхом на сук напоролся, а сучок-то острый был, срезанный. После этот самый сучок окровавленный на дубу нашли. Сучок-то не нынешний, старый, и надо же, чтоб он его тут три года поджидал, чтоб брюхо распороть. Вот оно как в жизни бывает; никогда не знаешь, где смерть свою найдешь, только, может быть, это и к лучшему.
- Вот дьявольщина, - заметил Якша.
- Именно, дьявольщина, - подтвердил Плотник и неожиданно спросил: - Послушай, а не ты ли тот самый и есть, которого Комиссар Дьявол зовут?
- Гм, - поперхнулся Якша, кинув на меня укоризненный взор. - Про это мне ничего не известно.
Плотник истолковал этот взгляд и ответ по-своему и добавил:
- Они как-то тут объявили, будто ты убит.
- Где же это?
- На Прокаженной, в тот день, когда там свалка была.
- Ну, теперь ты им можешь передать, что это враки.
- Да они сами знают.
- Откуда?
- Тот, которого убили, до этого сидел, оказывается, в тюрьме. Это потом узнали: с лица он белый, форменный арестант, а руки у него веревкой порезаны. И потому они его побыстрее уволокли куда-то и потихоньку в землю зарыли.
- Вот чудеса, - проговорил Якша. - Значит, те мухи на Прокаженной…
Плотник перебил его:
- Куда ни глянь - кругом чудеса творятся. С некоторых пор превратился белый свет в мешок с чудесами - на смену одному чуду два новых являются. Про это мне еще тот бородатый старик говорил - бродит, мол, тут у нас один придурковатый такой. Странный старикан, никак не разберусь - не то помешанный он, то уж чересчур умен. Видно, он глазами переболел или нервы у него пошаливают, только мерещится все ему, будто источники в долине красные: красные от крови, пролитой теми, кто пал этой зимой, и всякое такое. От этих мыслей он не может воды в рот взять, все она ему грязной кажется и кровью отдает. Процедит он эту воду сквозь белое полотно, и чудится ему, будто полотно покраснело, проглотит через силу два-три глотка, а потом уснуть не может. Вот допечет его жажда, он и взбирается к нам сюда чистой водицы напиться. Напьется вдоволь и завалится спать у источника …
- Это не тот ли, что с птицами разговаривает? - спросил я.
- Чтобы с птицами я не слыхал, а вот себе он что-то вечно под нос бубнит.
- Он еще в башмаках итальянских ходит, с книгами?
- Тот самый и есть! С целой охапкой книг, и все они у него до корки прочитаны. А уж истории он знает, что ум за разум от них заходит - и все про дьявола, переодетого ангелом, который искушал святых. Меня башмаки его смутили, а то уж я подумал, что он тоже явился меня искушать. Теперь-то я знаю, что нет, но вообще-то внизу черт-те что заваривают, такую страшную кашу, что и к нам брызги летят. И убийства из долины постепенно поднимаются, того и жди, что тут тоже источники покраснеют. Одного охотника где-то возле «Тополя» заманили в пещеру и разбили ему камнем голову. И не известно кто. Не верится мне, что это коммунисты: коммунисты из винтовки бы его шарахнули. Да и вообще не похоже, что это дело рук человеческих: при покойничке-то большие деньги нашли, а разве же люди оставили бы их при нем? Люди и у живых-то деньги норовят отобрать - нынче им грабеж и воровство милее родной матери. А недавно ночью конокрады прогнали прямиком по дороге ворованных коней и волов из-под Плава; и никто не встал им поперек дороги, не спросил, откуда это они коней ведут. Понятно, заплатили люди кому надо за то, чтобы путь был свободен. Так всегда бывает: птица высокого полета запросто большой ложкой огребает, а всякая мелюзга по крохам тащит. Выволокли тут из торбы у одного лампаду, стащенную в Пивском монастыре…