- А кукуруза в этом году уродилась на славу, - сказал Якша.
Лука вздохнул:
- На славу-то оно так, да все равно не впрок.
- Как так не впрок?
- Кукурузу убирать надо, а убирать-то ее и некому.
- Что же Ива не может тебе подсобить?
- Да куда уж ей! У нее ребенок, а тут еще коровы, и других дел полно. Ива со своим хозяйством никак не управится.
- Справится уж как-нибудь.
- Как-нибудь зерно в землю просыплется, тем дело и кончится, да уж, видно, ничего не попишешь!…
Вот тут-то я и пожалел, что не очистил карманы Косты Америки. Добро бы это были трудовые денежки, а то ведь ничуть не бывало. Тут бы они как нельзя более кстати пришлись, на деньги ведь можно поденщиков нанять и перебиться до той поры, пока вся эта каша не уляжется. В следующий раз я буду умнее и ни за что не выпущу деньги из рук. А Якша, если это ему не нравится, может отвернуться…
- Нам бы хоть одного человека в помощники себе раздобыть, - проговорил старик.
- Где ж ты его возьмешь?
- Всего-то одного и надо - присмотреть за скотом да ребенком.
- Женись, вот тебе и помощник будет.
- Мне-то уж поздно, я все на вас, на молодых, надеялся, - и Лука взглянул на меня с немым укором.
По всей вероятности, он совершенно убежден, что я могу, но по какому-то капризу не желаю дать ему этого самого помощника. Мы пожали друг другу руки и пошли. С камня на камень перебрались через реку, а там - по лугам, по выжженной траве, оставляя внизу крики шумной облавы на барсуков. Пришли на Лаз, я стукнул в косяк. Ива открыла дверь. Лицо ее округлилось. Сразу видать, что в этом году богатый урожай слив, а Треус оставил ее в покое. И снова она стала красивой, конечно, не такой, как прежде, но почти такой. Я спросил Якшу, как ему понравилась моя сноха, да куда там! Он и глаз-то не смеет на нее поднять. Бедняга знает женщин лишь по книгам, а еще мечтает переделать мир!…
- Что ж ты мне невестку-то обещанную не привел? - налетела на меня Ива.
- На кой она тебе невестка, оставь это!
- Да мы ее как озябшие солнышка ждем.
- А ты уж не могла Луке не наболтать?
- С какой же это стати я буду от него скрывать? Наоборот, я его обрадовать в тяжелую минуту хотела. Если бы ты только знал, как у него лицо просияло. До того растрогался старик, что сразу муштулук 48 мне за добрую весть подарил!
- Ты ему этот муштулук верни - из моей женитьбы ничего не выйдет.
- Как так не выйдет?
- Раздумал я жениться. Раздумал, и точка!
- Ага, значит, кто-то уже успел тебе насплетничать.
- Оставь, давай не будем об этом!
- Вечно вы всякую брехню подбираете!…
Вот так, не зная даже, как ее зовут, ни разу не видев ее в глаза, Ива очертя голову кидается на ее защиту, заранее во всем осуждая меня. Теперь это не та безответная молчаливая Ива - передо мной была одна из шести дочерей Марицы Сайковой, и эта Ива, сама не ведая того, какую боль мне причиняет, ковыряла пальцем в моей ране. Возмутительно, с какой легкостью она предала ту, первую: а может быть, просто ловко скрывалась под маской безобидного существа, а может быть, чутьем догадалась о том, что так мучит меня! Я чуть не взорвался, но пересилил себя - мне стало жаль ее. Ведь и я во многом виноват: сначала увлек ее мечтой, а потом одним ударом разрушил ее радужные замки. И все из-за чего? Из-за гнусной сплетни, которой Коста Америка рассчитывал оглушить меня и, воспользовавшись минутным замешательством, нанести решающий удар. И если это не старческая подозрительность без всяких оснований, так, значит, злостное вранье. Но предположим, у Неды с Велькой и было что-то, что ж из этого? Ведь все это было до меня, когда Неда не знала о моем существовании. Какие же могут быть обязательства перед тем, кто для тебя не существует на свете?..
Тщетно однако взываю я к доводам рассудка, пытаясь обрести душевное равновесие. Стоит мне вспомнить тот сиплый голос из пещеры: «Потому что он жил с моей снохой», - как тошнотворное чувство брезгливости, как и в первый раз, волной накатывается на меня. Может быть, это даже и не ревность, вывернутая наизнанку и обращенная в прошлое, а незаживающая рана в памяти и страх и ужас той минуты, когда я падал мешком на камни…