- Знакомы? - спросил Василь.
- Подожди, дай припомнить, - ответил Иван. - Сдается мне, что это Якша. Боже мой, Якша, да что это с тобой! Что за вид?
- Понятия не имею, - отозвался тот, - я в зеркало не смотрелся. Кроме лужи, у меня другого зеркала нет. Да и у вас тоже вид не блестящий.
- Понятно, не блестящий, но мы хотя бы умыты.
- Я тоже умоюсь, еще будет время. А сейчас мне важнее хлеб мой насущный.
И Якша снова принялся мешать в котелке, ухватившись за это спасительное средство против нашего внезапного вторжения. Смотрю я на Якшу, а позабытые имена и лица выплывают из бездны времени и на мгновение оживают передо мной: племянник аптекаря, сын школьного инспектора, два сына начальника почты и с ними несколько девушек. У Якши был младший брат Заро, высокий, сильный, видный парень, необыкновенно способный к иностранным языкам, скрипке и математике. Правда, в отличие от Якши он не писал стихов, зато был великий покоритель женских сердец - должно быть, владел секретом какого-нибудь приворотного зелья. Ему ничего не стоило то отрегулировать шапирограф, то произвести эффективный взрыв с помощью консервной банки, наполненной какими-то там химическими веществами. Однажды Заро одним ударом сшиб с ног и заставил замолкнуть навек расхваставшегося жандарма, известного насильника, заявившего, что он, дескать, может делать с коммунистами все что угодно, а они против него и пикнуть не посмеют. Раздосадованный несправедливым замалчиванием своих заслуг, Заро из тщеславия хотел было переметнуться на сторону наших противников, но сразу же раскаялся в содеянном. После этого парня бойкотировали целых четыре года, что было явным перегибом сектантского характера. Никто, даже его родной брат Якша, не разговаривал с Заро вплоть до начала восстания.
- Ну, как дела, Якша?
- Прекрасно, мука и соль есть.
- А больше тебе ничего и не надо?
- Больше мне ничего не надо.
- Гм, так. Ты, однако, довольствуешься малым.
- Могло быть и того меньше.
Мне вспоминается, что Заро никогда не расставался с палкой, все ждал, что мы нападем на него, а поскольку не такой он был парень, чтобы плакаться и вымаливать прощение, он и носил вместо оружия палку.
Первое время Заро пребывал в изоляции, но потом наши противники оценили его по достоинству и выбрали секретарем молодежной организации. Эта молодежная организация через капитана Перхинека и через овру 12 раздобыла оружие и готовилась учинить погром коммунистам. Погром должен был произойти за неделю до восстания. Заро трижды пытался предупредить Якшу о том, что затевается, но Якша не желал его слушать. В конце концов Якша все же согласился выслушать брата и с недоверием передал свой разговор комитету. Таким образом, нашим удалось открыть склад оружия на монастырском постоялом дворе. Не преминув при этом укокошить одного богослова-лётичевца 13, охранявшего оружие, наши и не подумали позаботиться о том, чтобы спасти Заро. Он, конечно, понимал, что его ожидает, но не хотел навязываться, он просто сидел в своей комнате и ждал. Карабинеры арестовали его и расстреляли.
- С тобой ведь был Йоджа, Якша, - заметил Иван, - где же он?
- А в Колашине, в тюрьме.
- Сдался?
- Посчитал, что он перед ними чист.
- Смотря перед кем. А хотя бы и так, зачем ты его отпустил?
- А что я мог сделать? Разве что к буку привязать - другое бы не помогло.
Из ранца, изрешеченного пулями, Якша вытащил нечто напоминающее кисет, стал развязывать его костлявыми, как у скелета, пальцами. В кисете не табак, а соль - грязная, черно-желтая, с шерстинками и крошками, а возможно, и с порохом. Он отсыпал порцию соли и сожалением отметил, что запасы его тают. Может быть, он скряга по натуре, подумал я, мы никогда не знаем своего ближнего и тем более не можем знать, каким он будет. Якша посолил кашу и составил котелок с огня. И с мешалкой пошел к потоку, должно быть, решил ее вымыть. Мы молча провожаем его глазами и ждем. Слышно, как, прорезая тишину, рокочет Бурная, и тишина снова смыкается над ней. Вскоре Якша вернулся - он умылся и пригладил свои вихры. Теперь он чем-то напоминал мне того прежнего Якшу, неустрашимого левого нападающего из «Рабочего», знаменитого футболиста, не имеющего себе равных во всей округе между Лимом и Тарой. Теперь это бледная тень, жалкое подобие того, что было раньше и к чему больше нет возврата - ни Якше, ни нам.
Якша приглашает нас к столу. Нет, мы не голодны. Мы и правда сыты по горло - сыты по горло горечью, а не едой. Якша пожал плечами - я, мол, вас сюда не звал, так что и уговаривать не стану… Попробовал кашу - видать, она ему здорово понравилась. Должно быть, давненько он не ел, поэтому глотает ее с такой поспешностью. При этом Якша искоса поглядывает на меня и во взгляде его сквозит чуть заметная насмешка: вы-то, конечно, не станете есть такую простецкую пищу, для руководящего состава всегда найдется что-нибудь более деликатное, а мне сойдет и это. И Якша отвернулся в сторону, давая понять, что наше присутствие ему неприятно - что еще за комиссия такая, изучающая разницу между голодным и сытым. Якша пригнулся к котелку, сгорбился, прикрывает спиной поспешные движения рук. Даже кабаницу 14 не снял, должно быть, штаны у него прохудились в самых неподходящих местах, да и кабаница разлезается по швам и сквозь прорехи виднеется рубашка, перешитая из итальянской палатки. Одеяла у Яшки нет; должно быть, ночью ему приходится мерзнуть в этой рубашке и под этой кабаницей, но Якша жилистый, словно кизиловое дерево, и зол на весь свет. Может быть, только злость и дает ему силы все это выдержать.
13
Лётичевцы - члены организации Димитрия Лётича, одного из руководящих фашистских деятелей в Сербии во время второй мировой войны.