- Дым от костра далеко видать, - говорит Иван. - Он тебя выдаст.
- А куда же мне его деть? Без дыма кашу не сваришь.
- Мы никогда не разжигаем днем костров.
- Я знаю, вы себя бережете. Но в конце концов, братец ты мой, и беречь надоест.
- Такое уж время: не побережешься, долго не протянешь.
- По совести говоря, мне и так уже надоело.
- Это потому, что ты один. С этим пора кончать.
И в качестве первого шага на пути к решению этой проблемы Иван принялся растаскивать и гасить головешки. Затем он веткой замел в траву угли и пепел, а плешь от костра забросал рыхлой землей с кротовой кучки. Якша критическим взором следил за его действиями. А что тут, собственно, такого необыкновенного, надо полагать, Якше не в первый раз приходится наблюдать за тем, как люди уничтожают за собой следы. Потом пожал плечами: может быть, во всех этих предосторожностях и есть смысл, только ежели суждено человеку долго бедовать на этом свете, он проживет и без того… Есть тут у него кой-какие книги, сказал Якша, да он их выучил наизусть, надоело ему таскать эту охапку; если хотите, он может нам подарить. Василь отобрал кое-что для себя; Иван прихватил и те, которые Василь отверг. Мне досталась «Английская грамматика», принадлежавшая, очевидно, Заро; не знаю, зачем она мне, ведь я, не в пример Макару Нагульнову, не надеюсь дожить до всемирной революции; все же я взял «Английскую грамматику» - надо же избавить от нее Якшу. Бывают мгновения, когда человек мечтает избавиться от вещей, пробуждающих в нем разные воспоминания.
Больше ему нечего было предложить; нам тоже. Василь протянул ему табаку на закрутку. Якша взял и понюхал. Он колебался, как Нико Сайков в тот вечер. Якшу одолевают сомнения - принять или отказаться. «Нет!» - сказал он наконец. С удовольствием затянулся бы он дымком, да лучше не привыкать. Достаточно и без одной слабости. Иван спросил его про Рамовичей, Якша сказал, что не видел их по крайней мере с месяц. Где они теперь, он не знает, вероятнее всего, кружат где-нибудь неподалеку от родных деревень. У Рамовичей родственников до черта, и они им помогают, если кто-нибудь из наших выдержит, так это они. О нападении на Рамовичей Якша ничего не слышал. Стрельба, правда, не прекращается, продолжал Якша, они выдумывают всякие предлоги для пальбы, потому что им надо оправдать то жалованье, которое они получают. Он на эту пальбу не обращает никакого внимания. А новости ему узнать не от кого. Единственная его связь с внешним миром осуществляется через престарелую тетку его матери, но она глуха, как пень, не слышит решительно ничего.
- Мы пробираемся к Лому, к вашим, - сказал Василь. - Пошли с нами?
- Нет. Что мне там делать? Они меня не звали.
- Объединишься с кем-нибудь, чтобы не мыкаться тут одному, как черту.
- Я их долго искал, пусть-ка они теперь меня поищут.
- Нашел бы ты Нико Доселича, - говорит Иван. - Вдвоем легче.
- Никто мне не нужен. С этой моей работой я и один могу справиться.
Мы сидим и молчим, а лучше было бы нам уснуть или идти. На ходу меньше думаешь, а подчас удается и вовсе не думать. Вообще же тут и думать не о чем. Нет, неправда это, будто псоглавцы, настоящие псоглавцы, уничтожены; просто народ, как простодушный ребенок, сочинил сказку себе в утешение. Настоящие псоглавцы, изменив свой облик, притаились до поры до времени в долинах, плодясь и размножаясь. Они обратились жандармами, офицерами, политиканами, хозяевами и прочим сбродом. Они только того и ждали, когда их снабдят оружием, обмундированием и продуктами, чтобы начать поход против человека. И человека загнали в горы, но псоглавцам и этого мало. Они продолжают травить человека, мстя ему за то, что он мешал им грабить, торговать, справлять свадьбы, продавать женщин. Они объявили человека псоглавцем, довели до полного одичания и теперь веселятся, смеются и пируют в ожидании того момента, когда он окончательно свихнется.