- Послушай, несчастный, да Велько же погиб! Разве вы не знаете об этом?
Больно отозвавшись в ушах, слова эти будто обухом хватили меня по голове.
- Не может быть! - крикнул я сквозь стиснутые зубы. - Когда?
- С неделю уже как похоронили Велько.
- Здесь где-нибудь?
- Да, вот его могила у источника.
Я потряс головой, отгоняя боль, и прошептал:
- Так, значит, он погиб?
- Погиб, так что можешь его больше не искать. И никому не доверяй, ни родне, ни товарищу, предадут, нынче у всех предательство одно на уме.
Я опустился на стул, ноги отказывались меня держать. Тебе хотелось услышать что-нибудь новенькое, спрашивал я себя, не довольно ли с тебя теперь новостей? .. Это случилось неделю назад, как раз в те дни, когда необъяснимая тревога гнала меня с Пустыря сюда. Если бы я был здесь, он был бы сейчас жив. В тот день Велько сидел один возле ручья, грелся на солнце и читал какую-то книгу, и вот на этой самой опушке возле ручья и увидел его один человек, спускавшийся в горы. Он его увидел и беззвучно повернул обратно в лес, а там прямиком побежал за солдатами. Ему было доподлинно известно, где стоит часть, должно быть, он давно уже на жалованье у них состоял и выслеживал Велько. У этого типа всегда деньжата водятся, но ему все мало. Предупредить Велько было некому; Мага в то время была уже арестована, как и многие другие, на которых держался Велько; когда он заметил окруживших его солдат, было слишком поздно. Он даже встать не успел, только вскинул винтовку, но они прошили его очередью.
- Значит, известно, кто его выдал? - спросил я.
- Известно, да что толку в этом?
- А то, что не заподозрят кого-нибудь другого и не пострадает невиновный!
- Ты что же думаешь, виновный пострадает?
- А почему бы и нет? За все приходится расплачиваться.
- Они говорят, вы за своих не мстите.
- Кто как, наши тоже разные бывают.
- Теперь уж это ни к чему. Седая башка не расплата за молодую жизнь.
- Ага, значит, это дело обстряпал старый негодяй … Дай мне кружку воды!
Вместо воды она протянула мне молока. Густое молоко никак не проходит мне в глотку. Я вернул молоко, взял воду - вода успокаивает и охлаждает. Выпил вторую кружку, и в голове у меня все прояснилось и улеглось. И пришли мне на память наши старые газеты: «Продолжение следует». И уже, совершенно трезво я сказал себе: продолжение непременно должно последовать. Не знаю, кто на очереди: Нико, я или Якша, если он еще цел. В первую очередь страдают одиночки, за ними группы. В действительности нас всегда оказывается меньше, чем мы предполагаем. Жизнь скомкана, точно конец книги: содержание написано, никаких продолжений не последует, судьбы героев предрешены, но обо всем этом можно узнать, лишь дочитав до конца книгу жизни. И мне кажется, существует где-то такая книга, в которой описаны все, кто жил и кто будет жить; и каждый читает эту книгу до определенного места, а потом приходят другие и читают ее дальше, пока тоже не уйдут. И мне стало тесно в этой книге, в этой шкуре, под этой крышей, где тени водили черный хоровод, и я, не попрощавшись с хозяйкой, выскочил в дремотную темноту лесов и пещер.
Откуда-то из-за дальних гор, из невидимого мира до моего слуха доходят размеренные удары одинокого топора, словно голос бога, перелетевший через хребты и долины. Давненько не приходилось мне слышать, как стучит топор. Но с той самой поры, как в наших краях раздаются звуки выстрелов, я все мечтал услышать топор и поэтому вижу в нем добрый знак: кто-то строит мирную жизнь, с плоской крышей, с окнами и галереями на юг и на восток. Топор мне кажется огромным, а тот, кто работает там, в одиночестве, обладает, должно быть, невероятной силой. Долетающие до меня звуки искажаются расстоянием - когда я иду по гребню гор, они настигают меня, блестящие и отрывистые, звенящие, как сталь; спустившись в долину, в дремотную прибрежную тень реки, я слышу гулкие удары, и тогда мне начинает чудиться, что где-то далеко топор сколачивает гигантский гроб. Подчас топор и вовсе пропадает, словно последний оставшийся под солнцем человек, одинокий и сломленный, выпустил из рук орудие труда и рухнул на землю; но нет, этот человек не сдается и, собрав остатки сил, поднимается и снова берется за работу…