Около полуночи я взобрался на Орлиный залет и там спал и не спал до восхода солнца. Я проснулся не сразу и еще некоторое время воспринимал действительность как бы сквозь сон. С высоты мне открывались долины; на самом деле это не что иное, как ящики, подбитые зеленым сукном и расставленные для приманки.
Ящики различны по форме. Здесь и футляры из-под скрипок, и шахматные коробки. Специальные углубления рассчитаны для пешек, коней, ферзя и королевы, а многочисленные застежки из потемневшего серебра выполняют роль украшений. Ящики временно открыты, но в любую минуту они могут захлопнуться: в глубине их поблескивают змеевидные петли. Распахнув створки, ящики ждут намеченную жертву; стоит этой жертве оказаться внутри ящика, как створки захлопнутся, ее запрут, и она никогда уже больше не сможет играть и развлекаться и - уже не будет ни скрипкой, ни пешкой - никем. Вот почему меня нисколько не соблазняет перспектива быть пойманным и не тянет спуститься в долину. Если кому-нибудь не терпится туда спуститься, пусть спускается, а мне надежней бродить по вершинам и хребтам, с горы на гору …
Решение, принятое мной во сне, я неукоснительно выполняю наяву, беспрекословно подчинившись ему, как некоему тайному зароку. И не будь этого тайного зарока, один бог ведает, что сталось бы со мной, потому что перед заходом солнца я увидел сверху, как на перевал выползла откуда-то колонна четников. Колонна часто останавливалась, высматривая и сзывая своих, засевших в кустарнике. Я подождал, пока они все соберутся и уйдут. За последнее время четники впервые появились в этих краях - не знаю, какого дьявола надо им в такой глуши. Группа четников задержалась под дубом, где мы с Василем убили мышь, показывают друг другу на остатки костра, на котором мы варили мамалыгу, и галдят. Прямо-таки сверхъестественный нюх! Если Гитлер после войны смоется куда-нибудь, надо четников на поиски послать. Наконец ушли. Путь открыт, но мне не терпится спуститься вниз - а вдруг они вздумают вернуться! Подожду-ка ночи, а там спущусь на Пустырь - печальный вестник всегда приходит слишком рано.
Ослабевшие от усталости и голода ноги занесли меня ниже, чем полагалось. Потом я поднимался вверх по ручью, соображая, как бы преподнести им мои ужасные новости. По краю ущелья я вышел на Пустырь и наткнулся на них на первой же поляне. Это меня несколько озадачило - прежде мы никогда не ночевали на этой поляне, но вероятно, какие-то неизвестные мне обстоятельства заставили их переменить место ночевки. Я толкнул Василя:
- Пожрать что-нибудь есть?
- Свинья, - зыкнул он на меня чужим голосом, - смотри, кого будишь!
- А кто ты такой? - спросил я и вскинул винтовку.
- Ну и ну! Он, видите ли, не знает, кто я такой!
Я отскочил на два шага, опасаясь, как бы он не схватился рукой за ствол, и навел на него винтовку. Но тут же спохватился: а вдруг это кто-нибудь из Устья дурит спросонок?
- Ты что, из Устья, что ли? - крикнул я.
- Так точно, - отвечает тот. А сам по земле шарит, ищет что-то. - Ты что, не узнаешь меня?
- Чего ты там ищешь?
И в ту же секунду я понял: он искал винтовку и вот уже нашел ее. Медлить некогда - болезненно отозвалось у меня в голове. И, пересиливая боль, я выстрелил в черноту, в груду костей и мяса. Я услышал крик, которому вторило эхо выстрела, и вздрогнул: а вдруг я убил своего, что тогда делать? Я попятился назад и ухватился за куст, свисавший над краем ущелья; корни его были подмыты водой, и вместе с ним я покатился в пропасть. Я задыхался, в груди стеснилось, я хватал воздух, ловил его ртом, но рот был забит землей и соленой кровью. Винтовка вырвалась из рук и первой докатилась до дна, и лежала у меня под ногами, как мертвая.
Я схватил ее и крепко прижал к себе, боясь, как бы она снова не выскользнула из рук. Я ободрался об корни, колючки и мелкие камешки, забившиеся глубоко под кожу. Наверху тишина. Потрясенные случившимся, они, должно быть, до сих пор не могут прийти в себя. Боже мой, рвалось у меня в груди, неужели я убил своего и потому они, сраженные, молчат! Но в тот же миг грянули винтовочные залпы и кто-то гаркнул:
- Что там такое? Кто позволил открыть огонь!
- Они убили нашего.
- Кто убил? .. Держи, не выпускай его!
- Убили и тут же смылись.
- Если вы не бабы, вы им далеко не дадите уйти!
Кричало человек десять, а то и больше. Но я ни одного по голосу не узнаю. Хорошо, что они не наши, хорошо и то, что они приняли меня за нескольких. А еще лучше, что я прихлопнул одного негодяя, пусть помнят и не выслеживают по ночам. Если Василь и Иван погибли, по крайней мере я за них расквитался, если они живы, пусть это пойдет авансом за Нико Доселича…