Нужно было делать хорошую мину при плохой игре. В начале 1842 года Зверковский и Одынецкий прибыли в Брюссель. Лелевель назвал первого из них «старикашкой», а другого — «болезненной мумией». Пребывание их он описывал иронически: «Прожили тут целый месяц, я за них и думал и писал, был одновременно их товарищем, советчиком, проводником, председателем, референтом, реферандарием, протоколистом, канцеляристом, экспедитором, копировщиком, и счастье мое, что не нужно было быть еще кассиром». Было решено действовать пока втроем в качестве Временного комитета. Одынецкий жил в Лилле, близ бельгийской границы, и мог приезжать в Брюссель. Но Зверковский возвратился в Версаль, где ему было назначено место пребывания французскими властями, и уже не принимал участия в дальнейших заседаниях. На практике комитетом руководил Лелевель, который согласовывал детали с Одынецким, а к Зверковскому обращался в случае расхождения мнений.
В июле 1843 года три избранника Объединения решились наконец издать воззвание, которым ставили эмиграцию в известность, что комитет начинает функционировать пока как «административный отдел». Воззвание это содержало также следующее кредо: «Акт объединения нашей эмиграции… требует: раскрепощения крестьян, наделения их землей без каких-нибудь условий, обеспечения свободы вероисповедания… и введения всеобщего национального образования… В будущей Польше ни один человек никоим образом не может зависеть от другого».
Эта формулировка означала дальнейший шаг вперед в политической эволюции Лелевеля. Еще в 1836 году он ограничивался требованием, чтобы сами помещики отказались от барщины, за что могут ожидать возмещения. Новая формулировка, хотя и довольно общая, приближалась к программе Польского демократического общества. Разница была в структуре обеих организаций: в Объединение мог записаться каждый, в общество же принимали людей определенной политической окраски. По поводу Демократического общества Лелевель заявлял публично: «Я симпатизировал обществу, поскольку связывал с ним немалые надежды. Оно действительно содействовало обогащению многих умов, многих хотя бы на время вывело на добрый путь, но… вооружилось иезуитскими формами и иезуитским жалом. Оно эмигрировало из эмиграции, развернуло борьбу против эмиграции и создало самый болезненный раскол, схизму».
Орган общества «Польский демократ» отвечал на это, что Лелевель, может быть, разбирается в нумизматике, но пока не проявил политических талантов. «Лелевель хочет объединения всех: аристократии, шляхты и демократии… По Лелевелю, такое объединение было бы демократично, по нашему мнению, это была бы смесь хорошего и плохого, что-то, что находилось бы посредине между аристократией и демократией, чему нельзя было найти название, но что превосходно соответствовало бы прежним и нынешним представлениям либеральной шляхты». В 1844 году комитет Объединения еще раз предложил «слияние», объединение обеих организаций и совместное избрание нового руководства. Он получил, как всегда, ответ, что члены Объединения могут в индивидуальном порядке просить о приеме в Демократическое общество.
Без сильной поддержки со стороны эмиграции, без средств и деятелей Национальный комитет влачил жалкое существование, ограничиваясь публикацией воззваний и отчетов. Сам Лелевель говорил, что Объединение «омертвело». Он признавался по секрету Зверковскому: «Что это за правящий комитет, правительство всей эмиграции и страны! Комитет, признаем меж собой, такой же самозванец, как Чарторыский, Рыбиньский и компания, потому что, как и те, он не имеет опоры и должен еще ее себе создавать… Я не привык к такой роли и не хотел такую роль играть». В другой раз он шутил, что знаменитый Ринальдо Ринальдини напрасно пытался перестать быть бандитом, а он, Лелевель, безуспешно отказывается от председательства в комитете.