Наталье это рассказал нотариус, у которого хранилось сделанное на всякий случай завещание. Городская квартира оставалась Лельке, но Наталья имела право ее сдавать, пока племянница живет с ней. Самой Наталье было завещано немного денег и несколько украшений, хранившихся в банковской ячейке. Было там несколько вещиц, предназначенных Лельке, но они, по условиям завещания должны были оставаться в ячейке, пока маленькой наследнице не исполнится 14. Наталья крепко надеялась, что при посещении квартиры Лелька хоть немного оттает, хотя бы заплачет, но девочка так и осталась безучастно-равнодушной. Наталья измучилась, пытаясь понять, что делать с племяшкой. Девчонку было отчаянно жалко, она таяла на глазах, словно льдинка в стакане чая, при этом оставаясь послушной и покорной, только словно неживой.
Соседка Аня посоветовала сходить с девочкой в местную церковь. Наталья не считала себя сильно верующей, но на Рождество и на Пасху они в храм ходили всей семьей, так что местного священника, батюшку Павла, она знала. В церковь Лелька пошла также покорно и безучастно, как все, что она делала последние недели. Благообразный кругленький батюшка посмотрел на ребенка, благословил, окропил святой водой, но достучаться до девочки не смог. Лелька молча выслушала его слова о том, что родители сейчас в лучшем мире, что они не хотели бы, чтобы она так печалилась, что смотрят на нее и огорчаются ее горем. Но эти речи не вызвали ни искорки в пустых глазах, не превратили странную механическую девочку в прежнюю неугомонную Лельку. Батюшка Павел повздыхал, посоветовал Наталье почаще молиться, чтобы Господь не оставил скорбящую семью своей милостью.
Андрюхина сестра, Светка, которой Наталья поплакалась о своей беде, посоветовала сводить дите к доктору, может пропишет какие таблетки, а то уморит себя девчонка. Наталья договорилась со старенькой Верой Васильевной, лечившей не одно поколение сельских ребятишек, что та примет их с Лелькой по окончании приема в пятницу. Вера Васильевна осмотрела девочку, покачала головой в смешных седых кудряшках.
-- Иди-ка Наташенька, посиди у кабинета, я с этой снежинкой отдельно поговорю.
-- Пожалуйста, Вера Васильевна! Пусть бы она хоть есть начала, а то скажешь есть - ест, а чуть отвернулся - положила ложку и сидит смотрит перед собой. Я совсем не знаю, что делать, не в дурку же родную племянницу отправлять.
-- Иди, Наташа. Посиди. Мы недолго.
Закрыв дверь, Вера Васильевна присела напротив Лельки и негромко позвала ее по имени: "Вольга! Смотри на меня!". Увидев, что в глазах девочки мелькнула искорка узнавания, врач продолжила: "Я хорошо знала твою маму и очень неплохо -- отца. Они были не только добрыми, но и отважными людьми и всегда сражались до победы. Думаю, что они огорчатся, узнав, что их дочь, их надежда на жизнь Рода, сдалась какой-то мутной серой слизи". Впервые за долгое время Лелька попыталась заговорить:
-- Вы... вы знаете про туман?
-- Я знаю, что то, что сейчас вокруг тебя, рано или поздно тебя съест, если ты не станешь сопротивляться. И я знаю, что твои родители хотели бы, чтобы ты, как и они, отважно боролась за свою жизнь.
-- Но они умерли... Им ничего не помогло.
-- Обстоятельства нередко оказываются сильнее людей, но это не повод сдаваться, отдавая серой дряни еще не прожитую жизнь. Где-то далеко тебя ждут неизведанные страны, невстреченные друзья, увлекательная работа. Ты же хочешь узнать, какая бывает любовь, как это -- быть мамой, как выглядит теплое море? Мама и папа не смогли увидеть это вместе с тобой, но ты еще можешь все это узнать и увидеть сама. Просто за это надо побороться. Побороться с болью, горем, обидой на жизнь, что посмела так тебя обездолить. И ты ведь не одна, у тебя есть те, кто тебя любит, те, кто поможет.
-- У меня был Старичок-Огневичок, мама говорила, что он отгоняет туман.
-- А где он сейчас?
-- Я не знаю. Кажется, тетя его забирала, когда мы ездили домой.
Острая боль внезапно скрутила Лельку, боль потери, которую до этого отодвигал туман. Сейчас она жгла и терзала девочку, и Лелька наконец заплакала, чуть не в первый раз после того, как узнала о гибели родителей. Она плакала и плакала, рыдания встряхивали худенькое тельце, а Вера Васильевна, осторожно обнимая, гладила ее по волосам.
-- Ну вот, моя хорошая, поплачь. Пусть печаль со слезами выйдет. Поплачь.
Через некоторое время, когда у Лельки не осталось сил и слез, Вера Васильевна спросила:
--Зову Наташу? Пойдешь с ней?
Лелька молча кивнула.
-- Твоя тетя хороший человек, она тебе поможет, но она не может жить за тебя. Жить ты должна сама, иначе никак. Договорились?.
Лелька снова кивнула, и врач позвала Наталью.
--Все, Наташа. Идите домой. Теперь будет полегче, но сильно девочку пока не дергайте и не нагружайте. Любое горе надо пережить, а это требует времени.
-- Но она ведь уже вон сколько горюет.
-- Это не то. Считай, что ребенок был в стазисе. Психика детская достаточно хрупкая, вот она и отгородила свою хозяйку от горя таким образом, а вывести на следующую ступеньку не смогла. Если сейчас все сделаешь правильно, через пару месяцев девочка оправится и сможет жить дальше. У нее есть какая-нибудь любимая игрушка или просто вещь из дома?
-- Есть гном, сестра его сама сшила, когда Лелька только родилась.
-- Девочка его любит?
-- Ну в общем да, она дома с ним спала, отец посмеивался, что до свадьбы с игрушкой спать будет.