Волчьи гвардейцы Эски, что расположились рядом с ярлом за высеченным из камня высоким столом, перебирали куски на деревянных подносах в поисках жирных потрохов. Вздымая позолоченные рога, воины заливали маслянистую выпивку в грубые глотки и затягивали старинные песни легиона. Эти мотивы звучали на ледяной планете еще до прибытия Всеотца, и они не умолкнут даже после того, как угаснет последняя звезда.
Бойцы надели доспехи, поскольку они отмечали праздник, посвященный силе человечества, которое пережило галактическую катастрофу и пустило новые ростки, зеленые, как копьетернии после зимы. Поверх они набросили меха, уже липкие от пролитого мьода, — трофеи, взятые ими с диких зверей в глуши.
Хальдору и его стае Кровавых Когтей, новичкам роты, сегодня выделили почетное место возле главного стола. Слева от Пары Клыков сидел Эйрик с покрасневшим лицом, справа расположился Вальгам. Пир в Клыке мало чем отличался от застолья в деревянных палатах какого-нибудь ярла посреди лета. Здесь так же поднимали рога в память о павших и поддразнивали живых.
Прошло немало часов, прежде чем Разбитая Губа впервые поднялся с трона, стряхнув с плеч ржаво-бурые шкуры. Многоголосье в зале понемногу стихло.
Лицо Эски с правой стороны покрывали шрамы, кожа между ними была сморщенной и бледной. Его аутентический глаз окружало поцарапанное металлическое кольцо, привинченное к черепу, одну кисть заменял бионический протез. Говорили, что при Яранте воина вытащили из боя едва живым, за секунду до того, как враги рассекли бы его нить. Из тех, кто стоял рядом с Руссом в Эпоху Чудес, когда все в мире казалось новым и воздвигались первые цитадели Империума, уцелели немногие. Разбитая Губа был одним из них, поэтому его речи слушали даже Кровавые Когти.
Волчий лорд поднял рог, стиснутый в корявых, усыпанных перстнями пальцах.
— Хейлир, Фенрика! — прорычал он, и отзвуки его голоса прокатились над каменными плитами, словно первые всполохи лесного пожара. — Мир вам у этого очага.
Отвечая на его приветствие, древнее, как кости Фенриса, все гости подняли рога в честь своего военачальника.
— Мы собирались здесь, под горой, еще когда Огвай был ярлом, — продолжил Эска, — после побед или поражений, чтобы пустить кровь новичкам и проверить, живы ли наши Длинные Клыки[19].
По залу прокатился грубый смех.
— Но сегодня первая ночь новой эпохи. Когти, что становятся сейчас частью Стаи, — первые, кому неизвестно о прежних временах.
— Все остальные здесь вступали в легион. Они вступают в орден. Они — наше будущее. — Посмотрев в сторону стола молодых воинов, Разбитая Губа остановил тяжелый взгляд на Хальдоре. — Храни нас Всеотец.
Пара Клыков выдержал его взор, даже не осознавая, как непросто встречаться глазами с тем, кто сражался так долго и так безжалостно против врага, который спустя столько лет после решающего поражения все еще оставался где-то рядом, будто тень на краю света костра.
Эска вытащил свой клинок — огромный широколезвый меч с резьбой в виде драконьей шеи, змеящейся вдоль зазубренного края. Он наклонил оружие острием к Когтям, салютуя.
— Враг вернется, — проворчал ярл низким голосом, похожим на скрежет по крепкой шкуре. — Бейтесь с ним. Душите его. Повергайте его. Для этого мы изменили вас.
Воины роты поднялись на ноги, отталкивая массивные деревянные подносы и хватая цепные клинки, топоры, двуручные мечи, булавы. Они воздели орудия убийства, тени которых пали на лица новобранцев.
— Вы пришли сюда к моему очагу, — добавил Эска, растянув изъязвленные губы в клыкастой гримасе или, возможно, улыбке. — Теперь он ваш. Защищайте его, не жалея жизни.
Тогда все гости громко вскричали, и от их неистового рева задрожали камни и языки пламени:
— Влка Фенрика!
Не раздумывая ни секунды, Хальдор поднял свой топор. Бойцы его стаи тоже пришли с оружием и теперь с сухим шорохом вытаскивали клинки из ножен.
— Фенрис!
Рычали уже все фенрисийцы, призывая духов войны и ярости; их гнев подпитывали огромные порции мьода, пьянящего даже генетически улучшенных людей. Огонь в железных клетках жаровен словно бы запылал ярче, оттесняя вечный сумрак Горы.