Ванька лежал в траве и рисовал.
В старом пне, в гнезде маленьком, не по росту, сидел кукушонок, растопырив крылья.
Иван оглянулся, прищурился на солнце, тихо рассмеялся:
- Всех повытолкал, злыдень. Шелуха яичная, видишь, внизу?
Еся кивнула. Иван на четвереньках выбрался из зарослей.
- Надо наперерез, обоз вперёд ушёл, - сказал он, взлетел в седло, забрасывая сумку с рисунками за плечо. Пустил Звёздочку в галоп.
Двигались день за днём, всё время на север. Ночевали в поселениях, останавливались в давно выбранных отцом дворах. Под вечер засылали вперёд гонцов, и обоз уже ждали. Не тратя времени на поиски ночлега и еды, люди разбредались по домам. Еся видела отца только глубокой ночью. Слышала сквозь сон его усталый голос в кухне, шаги. Вспоминалась дорога. Как вчера пришлось ночевать в лесу и ухал филин, потому что весь день поливал дождь и несколько раз вытаскивали телеги из глубоких колдобин. Темнело быстро. Наскоро поели солонины, сухарей, легли спать прямо в повозках и телегах, укрывшись пологами шатров. Миновали Красное только к обеду.
Дорога становилась всё хуже. Через три недели пошли тощие и кривые перелески. Болота. Деревца, голые и безлистные, торчали тут и там.
Дед с бабушкой жили возле широкой реки. В низинах стояли топи непроходимые.
- Здесь без проводника не пройти, Еся, от бабки и деда ни на шаг, - говорил отец.
Он ехал рядом, покачивался в седле. Полушубок распахнут. Утром туманище, холод, днём солнце выкатится, и становится тепло.
Деревня большая, на сто дворов. Сплошь охотники, рыбаки. У пристани толклось множество лодок, проплыл плот с лесом. Обоз простоял два дня, дольше обычного. Тимофей Ильич попрощался с Есей вечером.
- Завтра на рассвете снимемся, ты спи, не провожай. Вернусь с первым снегом, отдохнём немного, и, как санный путь наладится, поедем домой...
Утром обоз ушёл. А бабушка с няней не нашли внучку, лишь записку:
"Поехала с отцом в Ледяную страну".
Поднялся переполох в доме, гонца отправили вслед за обозом.
- Ну девка, - качала головой нянюшка, глядя на дождливую морось за окном, на ползущие тучи над лесом, на дорогу, на удаляющегося всадника, сгорбившегося под порывами ветра, - без Ваньки тут не обошлось. Ну да с отцом едет, не одна по лесу, чай, бежит...
Уже к обеду гонец догнал обоз, Есю нашли спящей в дедовом огромном тулупе, в телеге с овсом для лошадей. Она упрямо молчала, когда отец выговаривал ей за побег от деда с бабкой. Молчала, когда он кричал, что "Север - не место для девчоночьих прогулок", и расплакалась, когда он выкрикнул ей в сердцах бабушкины слова "привези внучку, до следующего лета не дожить мне". Прошептала:
- Ты меня на обратном пути у бабули оставь!
Отправлять назад её отец не стал, но и не разговаривал с Есей три дня. Потом отмяк и прислал ей зайца. Заяц был совсем молодой, сиганул на дорогу, запетлял под копытами и замер, распластался по земле. Новый попутчик прядал ушами, шевелил смешно носом и так и не спрыгнул с повозки, когда его отпустила Еся. То ли движение завораживало косого, то ли задело его крепко копытами, но он всё припадал лапами к дощатому полу и жевал репку. Так и ехали.
На стоянках Еся бежала помогать по кухне. Тётка Марья издалека ей кричала:
- Захвати, Евсеюшка, в том коробе масло. И хлеба четыре каравая, а то и пять прихвати. Холодно, ишь как, на морозе-то и все десять проглотишь, не заметишь!
Потом она говорила:
- Иди уж, пока не стемнело. Скучно тебе тут у кухни, погрейся только хорошенько, чтобы не озябнуть.
- Не озябну, - отвечала Еся, а сама уже отломила горбушку от каравая, разделила пополам, посолила, откусила от одного куска и пошла побежала в сторону Вани.
Тот собирался рисовать. Мешок с кистями, с листами толстой бумаги в кожаном чехле.
Еся отдала ему кусок хлеба с солью, свой сунула Звёздочке, ткнувшейся мордой ей в ладонь. Еся была в полушубке, в тёплых охотничьих штанах, в сапогах кожаных, платок тонкий шерстяной в мелких цветках повязан слабо, и волосы русые прямые рассыпались прядями. Серые глаза смеялись.
- Кого же ты сегодня будешь рисовать? Вечер ведь уже. Темнотища!
- Леммингов. Смотри, как нор много!
Маленький зверёк вынырнул будто из ниоткуда и опять скрылся в пожухлой траве.
Дождь заморосил и перестал. Серая равнина тянулась, сколько хватало взгляда.
- Местные говорят, лето нынче холодное, ледяные дожди частые. Травы пожелтели, едва поднялись, - говорил Иван, - зверю кормов мало. А на острове, должно быть, и того меньше. Но самое плохое, что остров в этом году так и не появился. Льдами укрыт.
Они шли по степи, сзади виднелся обоз дымами, впереди - лишь сумрачный горизонт. Там, где-то уже недалеко, ворочается Ледяное море. Еся смотрит в ту сторону.
- Возле норы встать, подождать, он и высунется, - говорил тем временем Иван, прижимая палец к губам и говоря всё тише.
Еся замерла как цапля на одной ноге. Вытянула шею, пытаясь заглянуть в нору.
Но время тянулось, и ничего не происходило.