Как всякая страсть — а она, проклятая, является, конечно же, типичной страстью — лень может и даже должна восприниматься как нечто отдельное от человеческой личности. Это что-то вроде демона, некоей внутренней силы, гения, если угодно. Гения, правда, вредного — но не всем достается добродетельный даймон Сократа, чаще в наших душах пасется всякая нечисть.
Итак, леность как таковая. В разных культурах ее представляли по-разному. Например, существует католическая традиция изображения греха Лености. Изображения эти довольно-таки соблазнительны. Лень на них предстает как томная, румяная, с полуприкрытыми очесами баядерка, соблазнительно возлежащая на ложе. Чувствуется, что если сейчас к ней подойдет прекрасный принц и осуществит харрасмент, она даже и не проснется, ну разве что немножко постонет под конец. Ну как не сорвать такой сладкий персик.
Славянская традиция, как обычно, переводит стрелки с гендерно-эротической темы на родственничество-материнство. Лень-матушка, которая «раньше нас родилась», — образ, не отраженный, может быть, на полотнах великих руских живописцев (хотя Кустодиеву она, безусловно, удалась бы), но вполне узнаваемый. Это чрезвычайно богатая телом баба, закрывающая ладонью распяленный в долгом зевке рот. Игривых желаний она, однако, не вызывает даже у любителей легкой добычи — так как, увы, неопрятна. Возможно, поэтому Кустодиев и побрезговал таким сюжетом, что, несомненно, обеднило отечественную культуру.
Однако антропоморфные изображения Лени все же не отражают ее внутреннюю сущность. Глубже вcего это прочувствовали немцы, народ спиритуалистический и способный к духовидению — и, кроме того, поставивший борьбу с ней, ленью, своей главной национальной задачей.
Они-то и подобрали для нее крайне выразительное имя — innere Schweinehund.
Буквально это — «внутренняя собако-свинья». Однако образ этот настолько слитен и смачно един в себе, что тут потребно какое-то более певучее слово, например, «нутряная Свинопсица» или «сокровенный Пёсосвин». Впрочем, это скорее все-таки сука, нежели кобель — уж очень сучья у нее стать.
Выглядит она, если верить иконографии — а дойчи любят изображать швайнехунда на всяких рисуночках и карикатурах, — довольно-таки неприглядно. Это что-то вроде очень жирной собаки неопределенной породы (ближе всего, кажется, к чау-чау). Встречал я, впрочем, и изображения худых швайнехундов — эти, кажется, самые злобные.
Швайнехунд обычно имеет скорее собачью, чем свиную, но морду, обязательно со свиным пятачком и злобными поросячьими глазками. Хвост швайнехунда иногда тоже изображается поросячьим, иногда нет, а иногда его рисуют и вообще без оного — в этом вопросе канон оставляет простор для творчества. Порой швайнехунду пририсовывают кабаньи клыки и делают рожу бульдожью. Впрочем, на единственном в мире памятнике швайнехунду (в Бонне) он изображен скорее в романском стиле: с человеческим телом, закутанным в плащ — правда, с пуговицами — и свинячьей башкой. Вообще говоря, пропорция «свиного» и «собачьего» у разнонутряных свинопсиц различна, о чем мы еще скажем отдельно.
Швайнехунд лежит на горе наших дел и интересов, как собака на сене — видимо, она приходится ей ближайшей родней. Если сено не ворошить, она спит с прихрапом и свинским хрюкотанием. При попытке же начать делать что-то из означенной кучи швайнехунд просыпается и начинает злобно рычать.
Кроме того, швайнехунд мстителен и грязен — а поэтому вполне способен справить нужду прямо там, где лежит. Откровенно говоря, он все время так делает — ну так встать ему лень, он же швайнехунд.
О важности швайнехунда для внутреннего мира немца можно говорить долго. Вкратце: нутряная свинопсица, по мнению немцев, не «просто лень», а символ всего «мешающего», «низменного». В наше политкорректное время на швайнехунда списывают даже расизм и прочую нетолерантность — например, на том самом боннском памятнике написано, что швайнехунд вызывает подобные чувства в человеке и обществе. Это, конечно, клевета, ибо данное животное чем-чем, а расизмом не страдает уж точно. Скорее, в этой надписи проявляется извечная немецкая склонность валить абсолютно все грехи именно на швайнехунда.
Да, о позитивчике. Он есть. Противоположностью швайнехунду является Немецкая Воля aka Категорический Императив, тот сияющий клинок золингенской ковки, которым Истинный Немец может и должен den inneren Schweinehund überwinden — преодолеть свои низменные инстинкты и стать на путь служения Немецкой Истине, состоящей, как известно, в Труде и Дисциплине, то есть двух величайших противоположностях лени. И если бы у немцев был некий национальный немецкий символ или эмблемат, открывающий самую суть духа тевтонического, на нем, вне всякого сомнения, должен был бы быть изображен конный и оружный Иммануил Кант в парике с буклями, пронзающий хорошо заточенным императивом поверженного швайнехунда, прям самое свинячее его поражая рыло! — но русские тут, как всегда, некстати подгадили со своим Святым Георгием...