Лисовский тоже двинулся из Коломны в направлении Москвы, но на полпути был остановлен одним из лучших царских воевод - князем Иваном Куракиным. Набранное во многом из случайных людей войско, больше напоминавшее шумную ватагу, не выдержало внезапного натиска, сбилось в кучу, сломав правильный строй, а затем разбежалось, побросав «огневой наряд» (артиллерию), захваченную в Коломне. Однако первая неудача не охладила пыл Лисовского, а только раззадорила его. С этого момента он не гнался больше за количеством, а обращал внимание на качество своего отряда, численность которого в разное время колебалась в среднем от двух-трех до пяти-шести тысяч всадников.
Махновцы Смутного времени
Если проводить аналогии между двумя Гражданскими войнами - малоизвестной в начале XVII века и памятной нам по «Тихому Дону», «Хождению по мукам» и десяткам других текстов и кинофильмов, - то роль лисовчиков в чем-то была схожа с ролью махновцев. Вооруженные саблями, луками, пиками и легким огнестрельным оружием, лисовчики отличались исключительной мобильностью. Они были способны совершать молниеносные рейды, преодолевать сотни верст, проводить умелую разведку, наносить стремительные удары и отступать с наименьшими потерями в безнадежной ситуации. Люди Лисовского не признавали обозы и добывали необходимое в бою. Все это позволяло им неоднократно разбивать превышающие силы противника, штурмовать крепостные стены городов и хорошо укрепленные монастыри. Не знаю, слышал ли о батьке Лисовском Нестор Махно, но тактика его повстанцев до боли напоминала тактику лисовчиков. Само же это название прочно закрепилось за легкой конницей, позволяя отличать этот род войск от тяжелой кавалерии: закованных в панцыри польских крылатых гусар и их боевых собратьев - пятигорцев (литовских гусар).
В сентябре 1608 года лисовчики вместе с войском гетмана Яна Петра Сапеги двинулись из Тушина в сторону Троицкого Сергиева монастыря. Своей главной базой Лисовский избрал Суздаль, где можно было укрыться за крепкими стенами Спасо-Ефимьевского монастыря, а Сапега положил глаз на Дмитров. Отсюда они наведывались в свои многочисленные таборы к Живоначальной Троице. Героическая осада монастыря, основанного преподобным Сергием Радонежским, длилась 16 месяцев и, в конце концов, закончилась для осаждавших неудачей. Отсюда, из-под Троицы и из Суздаля, лисовчики совершали свои опустошительные набеги на соседние города. Один из эпизодов этой эпопеи, а именно захват Переславля-Залесского, был запечатлен в повести писателя-декабриста Бестужева-Марлинского «Изменник», напечатанной незадолго до восстания в 1825 году в издававшейся им вместе с К. Ф. Рылеевым «Полярной звезде». Вот как представлял он себе лисовчиков: «Чудна и пестра была смесь народов, составлявших хоругвь Лисовского. Польская шляхта, своевольно наехавшая на Русь, служить себе, без воли сейма и против воли короля. Они гордо похаживают, крутя усы и отбрасывая назад рукава своих кунтушей, клянясь и хвастая ежеминутно. Казаки косо поглядывают на союзников, лениво дымя трубками, и часто сабли их крестятся с польскими, хотя к их знаменам, для добычи и славы, привязали они переметную дружбу свою. Полудикие литовцы, приведенные панами на разбой и на убой, бесстрашно сидят или спят вокруг огней. Наконец изменники русские, иные из привычки к мятежу и бездомью, другие алкая корысти, третьи из надежды воротить грабежом у них отнятое передались к гультаям (в словаре Даля: «человек праздный, шатун… охочий до гостьбы, пирушки, попоек». - Я. Л.) польским. Роскошь и бедность вместе разительно виделись в стане. Инде ходил часовой с заржавленным бердышом, в рубище, но в золоченом шишаке; другой в бархатном кафтане, но полубос; здесь поят коня серебряным ковшом, а там на дорогом скакуне лежит вместо седла циновка. Штофный занавес, вздетый на копье, завешивает из бурки сделанную ставку какого-нибудь хорунжего, который нежится на медвежьей полости, склоняя голову на седло. Здесь бобровое одеяло кинуто на грязной соломе. Все это было странно и дико, но все кипело жизнью и силою. Везде говор и ржание коней, звук и блеск оружий во мраке.