В условиях России, то есть страны по определению тоталитарной, присяга доктрине личности всегда обозначала если не бунт против власти, то, во всяком случае, намерение вырваться за рамки регламента, желание установить перпендикуляр к бесправному социуму. Автор, отвергающий личное начало, - не помогает ли он всегдашнему российскому произволу? Личность (то есть индивидуальность, то есть самостоятельность, то есть непохожесть на казарму) - вот скрепа, коей держится в наших северных широтах история свободной мысли. Интеллигенцию травили, затыкали ей измученный рот, ссылали в Сибирь - но невозможно победить ее, пока существует доктрина личности. Мандельштам мог испугаться Сталина и написать «Оду», но он же не написал «я горд, что я этой силы частица», он же не предал доктрину личности! Одно дело лично льстить, совсем другое дело - от своей личности отказаться. «Общие даже слезы из глаз» - вот этого интеллигент принять никогда не сможет. Вот где вина - в толстовском отказе от привилегий свободы, в гоголевском склонении перед патриархальным устоем, в зиновьевском повороте прочь от либеральных ценностей, в маяковском «каплей льешься с массами», в пастернаковском сюсюканье перед «бабами, слобожанами, учащимися и слесарями», в этакой, извините за военную терминологию, капитулянтской, пораженческой позиции.
Впрочем, военная терминология уместна. Идет война, ежечасная война за прогресс и историю, - и каждый автор мобилизован. Наши российские правила нипочем бы не утвердились, если бы значение Личности в истории не было подтверждено бытием западной культуры. Личность - вот пароль западной цивилизации, личность - это флаг, водруженный над крепостью западной культуры. Культурологи объяснят вам как дважды два, что все прогрессивные вещи происходят с Запада, гражданские права раздаются там же, а главное, именно в западной цивилизации существует волшебное понятие Личности, совсем не известное на Востоке. Любой, предающий концепцию Личности, выходит врагом цивилизации в целом. Литература - лишь форпост, оборонительная башня цивилизации. Дашь слабину в литературе, оставишь лазейку для сомнительных баб и слобожан, классовых братьев, платонов каратаевых и акакиев акакиевичей - и оглянуться не успеешь, как чуждая идеология затопит осажденный лагерь! Начинается вроде бы безобидно, с натуральной школы, с сочувствия «малым сим», но потом как удержать этих «малых» в узде? Не они ли, не акакии ли акакиевичи, преисполнившись самоуверенности, объединились в колонны, вооружились и ворвались в осажденную крепость личной культуры просвещенного мира? Так стоило ли вообще сострадать шельмам? Если разобраться, так именно реализм натуральной школы и подготовил нашу революционную катастрофу. Подумаешь, шинель у дурня отняли! Так он тебя за эту шинель со свету сживет, усадьбу разграбит и библиотеку спалит. Где прикажете остановиться в сострадании?
Личность и ее враги
В ушедшем веке Запад предпринял несказанные усилия, чтобы удержать приоритет в истории, платя за этот приоритет многомиллионную плату (имеется в виду количество человеческих жизней, а не фальшивые векселя). Вероятно, данная плата считалась оправданной, если иметь в виду выгоды от сделки. Уинстон Черчилль однажды сказал с подкупающей откровенностью: в сущности, не секрет, что мы воюем за сохранение исторических привилегий. Привилегии состояли, прежде всего, в монополии на исторический процесс, носителем которого является Личность, которая развивается только в условиях свободы, которая возможна лишь при наличии демократии, которая зиждется на свободном предпринимательстве - из этого уравнения не изъять ни единого звена, не поломав концепции цивилизации. Другое дело, что термин «демократия» все трактуют несколько по-разному - но не будем педантами: ведь понятно уже, что это рабочий термин. На деле, речь, разумеется, идет не о том, чтобы дать волю обобщенному Акакию Акакиевичу, - но о том, чтобы сделать его смиренно счастливым в отведенном ему пространстве.