Ты едешь в Польшу, что тебе там нужно, Лена?
Я об этом пишу, Людвиг.
Прямо скажем, пишешь не первая, Лена.
А я и не хотела быть первой, Людвиг.
Он не сказал, что тоже хотел бы поехать. Значит, опять все снова. Выглянула в ночь и мысленно закончила диалог.
Ты едешь в Польшу. Зачем?
Затем, чтобы ты сказал: я тоже поеду.
Закрыла окно, бросилась на кровать. На тумбочке черный телефон с круглым наборным диском. Набрала номер, не снимая с рычага трубку. Влюбленная пара — это на одно мгновенье. Потом эта пара только вместе проводит время, если вовремя не рассталась, когда чудо любви исчезло. Выходят куда-нибудь посидеть, бывают в кино, завтракают в выходные дни неторопливо, по субботам показываются на рынке другим парам. Какая уж тут любовь, просто время и жизнь проходят у них вместе.
Если так, то она лучше сразу отдалится. Хочет в таком случае уйти первой.
— Несколько дней назад, в О., у футбольного поля, она на меня тоже кричала, — вступает вдруг в разговор священник, давая возможность Дальману развивать далее тему грязных ботинок.
— Уж помолчите, а. Вам все равно не попасть на небо, — не дает себя в обиду Лена.
— Кому?
— Обоим, но вам — как священнику — тем более.
Его лицо в зеркале окаменело.
— Пусть вы и были в О. очень долго, а на небо все равно не попадете.
— Почему?
— Из-за пятницы.
— Рихард, — оживляется Дальман, — ты в пятницу съел сосиску?
— Почему вы не хотите говорить серьезно? — недовольна Лена.
— Я и есть очень серьезный.
Фраза звучит будто на чужом языке. Дальман вытаскивает свою фляжку из сумки. Беата на заднем сиденье причесывается, звякают браслеты, красный, зеленый, синий, бирюзовый, перламутровый и янтарный.
— Так вот, стою я в пятницу у футбольного поля, — начинает Лена, и Дальман заливается смехом.
— Прямо как в анекдоте! Ну тот, новый, помните?
— Какой?
— Заходит, значит, один актер в пивнуху…
— Ах, оставь, — обрывает его священник, украдкой снимая Беатин светлый волосок со своей сутаны. Беата кивает:
— Стою я, значит, в пятницу возле футбольного поля, поляки разминаются перед игрой, упал — отжался, прыгнул — удар. Пока они упражняются, все в едином порыве, польская полиция едет мимо и на немцев то ли скептически, то ли иронически смотрит. А те только руками разводят и свои сережки в ушах проверяют, так что и мне, и полиции сразу понятно, кто выиграет. Я могла уйти сразу. И тут ко мне подходит ваш друг священник и говорит: «Только вас нам и не хватало». Вот уж тут-то мне пришлось остаться.
Дальман поворачивается к священнику:
— Нечестно с твоей стороны, Рихард. До этой пятницы ты и знать не знал, что такая вот Лена есть на свете, — и поднимает фляжку, но не пьет, а сюсюкает собственному отражению в серебряном ее боку: — Вот мы какие хитренькие!
— Кто это у вас там?
— Милочек!
— Так, хорошо, а кто это — милочек?
— Милочек, милочек, приходи на часочек! — тихо выговаривает Дальман и все-таки прихлебывает из фляжки.
Лена поворачивается к Беате и к священнику. Беата расплывается в улыбке, священник нет.
— Милочек ему нужен, — заявляет он серьезно, — чтобы не ощущать пустоты вселенной. Милочек — это способ развеять одиночество, поэтому он Дальману и мил. Замена отсутствующего Бога.
— Милочек, — раздумчиво произносит Беата новое слово.
— Алкоголь, — констатирует Лена.
— Алкоголь, — повторяет за ней Беата. — За все хорошее!
— На здоровье, — веселится Дальман. — За то, чтобы наша крошка на заднем сиденье выучила немецкий! — и чокается фляжкой с локтем Лены: — Значит, только вас нам и не хватало. А дальше? Что еще он наговорил?
— Разорался он, ваш священник. То, говорил, что тут действительно произошло, страшно. И не надо про это писать романы!
Дальман опять прихлебывает из фляжки:
— А мне эта история кажется интересной.
Лена, не обращая внимания, продолжает:
— «Oświęcim, zwycięstwo», — закричали поляки у меня за спиной после первого гола. «Zwycięstwo» — что это значит?», — вот что я у него спросила и обернулась. А он едва ли рубаху на себе не рвет! Стоит, будто грудью к дулу! И все-таки тихонько перевел: «Освенцим, победа, победа». Лицо раскисло, шея красная, длинная, торчит наружу. А что волноваться-то? Из-за меня? С чего бы?
— С чего бы? — повторяет Беата.
— Из-за тебя, — заявляет Дальман. — Впервые в жизни с ним так обращаются, и ему это нравится, и он злится, а в голове обнаруживает что-то новое и незнакомое. Впервые в жизни кто-то встал ему поперек дороги. Ты, Лена.