- У нас сейчас лекция, извините, - сквозь слезы проговорила Лена.
Она попрощалась и ушла. Никакой лекции не было. Ей хотелось остаться одной, и она поспешила домой, на Аксаковскую улицу, где жила она у знакомой по партизанскому отряду женщины Татьяны Павловны.
На дворе появились первые признаки весны: пригревало солнце, снег, выпавший вчера, уже стал рыхлым. В парке над Салгиром с деревьев падали сгнившие сучки, и казалось, что на снегу наследили птицы.
Взбежав на крыльцо, Лена нетерпеливо постучала в дверь.
- Что это ты? - удивилась Татьяна Павловна, впуская девушку в полутемную переднюю. - Что случилось?
- Ничего особенного.
...Обедала нехотя, нервничала. Татьяна Павловна смотрела понимающе и украдкой вздыхала. Наконец не вытерпела:
- Лена, скажи, что случилось? Может, с Виктором что-нибудь?
- А при чем тут Виктор? Что вы, Татьяна Павловна, всегда спрашиваете меня о нем? И даже при подругах. Неудобно же!
Татьяна Павловна - немолодая полная женщина со следами прежней красоты на лице - обычно любила разговаривать властным, требовательным голосом. Хотя в отряде она всего-навсего была поварихой, партизаны побаивались ее острого языка. С Леной же, к которой привязалась как к родной дочери, Татьяна Павловна обращалась ласково, участливо.
- Леночка, зачем ты от меня скрываешь? Ведь не чужая я тебе. А Виктор еще в отряде говорил со мной откровенно. Что ж, обычное дело, а человек он хороший, всем это известно.
Лена промолчала, отметив про себя, что Татьяна Павловна употребила те же слова, что и тот военный - Василий. От похвалы Виктору ей стало радостно и в то же время горько: им хорошо говорить, а он раненый!..
В дверь постучали. Татьяна Павловна пошла открывать. Пришел почтальон.
- Лена, тебе письмо! От Вити...
Лена вскочила из-за стола, чуть не опрокинув тарелку, но сейчас же села. Вертела конверт в руках, разглядывая штемпеля, почерк. Пыталась угадать, что в письме заключено. Она знала, письма всегда непохожи друг на друга; они имеют свое внешнее лицо: если Виктор спешит, он пишет размашисто, обратный адрес - сокращенно. Перо у него тогда царапает. А когда спокоен, буквы ложатся ровно.
Нет, почерк спокойный - значит, все в порядке. Лена облегченно вздохнула и вскрыла конверт. Первые строки поразили ее: они были бесстрастные и холодные, словно писал чужой. С досады прикусила нижнюю губу, стала читать быстрее и вдруг вскрикнула. На пушистых ресницах задрожали слезы.
- Что такое, Лена? - испугалась Татьяна Павловна.
Лена не отвечала. Пошатываясь, прошла к дивану и, уткнувшись головой в подушку, всхлипнула. Письмо выпало из рук и белым пятном лежало на ярком зелено-красном коврике. Татьяна Павловна нагнулась и подняла его. "Мне ампутировали левую ногу... Можешь считать наши отношения кончеными. Я прошу тебя поступить здраво - тут ничего не поделаешь..."
Татьяна Павловна бережно положила письмо на стол и ушла на кухню, ничего не сказав.
Наступили серые сумерки. Лена лежала молча, без движения. Татьяна Павловна зажгла огонь, несколько раз прошлась мимо дивана, но заговорить не решилась.
Лена подняла голову:
- Помогите мне собраться. Я поеду к нему...
Татьяна Павловна не удивилась. Казалось, она ничего другого не ожидала. Только утвердительно кивнула головой и спросила:
- Когда?
1962