– Митроха, покличь-ка вон его сюда. Да, ребятки, а задержанного подведите ко мне. Кто таков, чего у трупа делал?
– Митюха я … Дмитрий Селиванов. Живу тут неподалёку. Мимо шёл, смотрю – лежит. Ну я подошёл посмотреть – может, плохо человеку. А тут сразу вы.
– Точно, – встрял Тимоша, – я эту фигуру давно срисовал. Он впереди нас шёл, шагах в пятидесяти. Шёл-шёл, а потом вдруг глянул налево – и шасть в арку. Я ещё подумал – надо глянуть, что там этот клошар нашёл, да увлёкся, забыл. Спасибо, Егор не прозевал.
Тимоша любил вставлять в свои реплики вычитанные слова. Поэтому они уже знали значение термина "клошар". Из бедных, одним словом.
– Ладно, – Пётр взглянул на Селиванова, – Видел что, может?
– Да что видел, – Дмитрий был несколько озадачен вопросом, – Вижу, лежит. Подошёл, наклонился. Тут вы.
– Я говорю, может, рядом кого заметил.
– Не, не было никого. Вон, дворника видел во дворе – и всё.
– Ладно. Братва, верните ему что у него нашли – и пусть идёт себе. Не верю я, конечно, что просто помочь человеку хотел, ошмонал бы за милую душу. Но не успел. Не пойман – не вор.
– Вы-то больно честные, – обиделся тот, – сами, небось, и ошмонаете теперь. Карась-то жирный, глянь, бумажник из крокодиловой кожи. И внутри есть что-то, к бабке не ходи.
– Не карась, а господин директор, – раздался голос подошедшего дворника, – Александр Васильевич Доронин. Из господ, но к нашему брату вежливый. Завсегда остановится, расспросит, иногда и на чай получишь. Тут вопче вежливая публика проживает, в нашем дворике. Окромя парочки мамзелей. Те стервозные. Вот, новая супружница Александр Васильича как раз из таких. Нос дерёт, а у самой – ни кожи, ни рожи.
– Так-так, – заинтересовался Пётр, – значит, Александр Васильевич тут проживал? И женился недавно?
– Ну дык я ж говорю. Вон в том подъезде, Квартира справа, во втором этаже. Справная квартира, мне даже там бывать доводилось. Замок у шкафа заело – меня и позвали, – начал было словоохотливый мастер чистоты, но Пётр тут же его перебил.
– Спасибо, товарищ, но об этом потом. Сейчас. Дмитрия Селиванова отпускаем … просим прощения за беспокойство.
Митюха обалдело взглянул на него, видимо не привыкнув к такому обращению. Но смысл понял, буркнул "прощеньица просим" – и торопливо направился к выходу из арки. Разжиться с трупа сегодня не вышло.
– Товарищ дворник, – продолжал Пётр, – во-первых, скажите, как вас называть?
– Да чё там называть, – засмущался тот, – Кузьмой все зовут, и вы зовите. А сами-то откуда будете? Красные банты я вижу, но не сочтите за неуважение, их нынче любой нацепить может. Бумага-то есть у вас какая?
– А как же, товарищ Кузьма. Я – Пётр Петрович Мартынов, дознаватель при Петроградском Совете. Вот мой мандат, смотрите. А это – летучий отряд революционных матросов. Тоже при Петроградском Совете. Командир – Маркин Николай Григорьевич. Николай, покажи свой мандат.
Маркин полез в карман бушлата, но дворник замахал руками.
– Да не надо, хватит. Я ведь, признаюсь, неграмотный. Ваш мандат, вижу, по всей форме, с печатью. Всё, я понял. Чем могу служить?
– Да пока ничем, Кузьма. Постой, мы осмотр трупа закончим – и в квартиру к нему пойдём. А ты тело покараулишь. Хорошо, товарищ?
– Слушаюсь!, – тот выпрямился, как по команде, – Разрешите, Ваше благородие, я пока двор домету … немного осталось.
– Ну конечно. И не зови ты меня благородием, Кузьма. Нету нынче благородий. А я – просто Пётр или Пётр Петрович. Ладно?
– Так точно, ва … Пётр Петрович. Разрешите выполнять? Я здесь, во дворе. Как надо будет покараулить – кликните.
Кузьма удалился, и Пётр вернулся к осмотру.
Сначала продолжение такового не добавило ничего особенно нового. Единственное – стало окончательно ясно, что причина смерти потерпевшего – не банальное ограбление. В жилетном кармане нашлись роскошные золотые часы на цепочке. Пётр внутренне порадовался.
Он вначале подозревал, что это продолжают убийства и грабежи участники, с позволения сказать, "мирной демонстрации" четвёртого июля. Да уж, сколько людей было тогда ограблено, а многие – и убиты. И сплошь небедно одетые. Им с Маркиным даже запретили в тот день патрулировать, опасаясь лишних эксцессов.
Но лихие демонстранты – солдаты анархистского пулемётного полка или кронштадтские матросы, видимо, вернулись по казармам и флотским экипажам. Уж бумажник-то с часами они бы точно не оставили.
Сделав такие выводы, Пётр подозвал Николая.
– Слушай, давай его перевернём аккуратненько. Я пока не пойму, отчего он погиб. Если от удара – били кастетом или обухом каким, причём сверху вниз. Но тогда странно – на пиджаке должны остаться брызги крови, а я их не вижу. Погиб он больше нескольких часов назад – уже остыл. То есть убили ночью либо вчера вечером – днём бы нашли уже. Давай, Николай, переворачиваем осторожненько.