Перевёрнутый труп сразу открыл много интересного. Во-первых, прояснилась причина смерти. На коротко стриженом затылке обнаружилось входное отверстие от пули, причём малого калибра. Дамский браунинг, что-то около того. Развороченная верхняя часть лица, видимо, объяснялась тем, что выходное отверстие от пули всегда больше входного. Кроме того, скорость полёта была, вероятно, невелика, отчего пуля не пронзила всю голову, а разворотила череп в районе выхода.
Пётр, учтя положение трупа, понял, что мужчина был убит, направляясь во двор, выстрелом сзади снизу под углом. Он сразу велел матросам обыскать территорию вокруг, поставив задачу – найти гильзу и, если повезёт, саму пулю, которая должна была изрядно потерять скорость, пройдя через череп, судя по выходному отверстию.
Во-вторых, под трупом обнаружились ещё одни часы. Не такие дорогие, как на покойнике, но тоже не из дешёвых. Серебряные. Цепочки не было.
И в-третьих, опять же под трупом был найден обломок какой-то деревяшки. Скорее всего обычного сука с дерева, которых вокруг было достаточно. На конце обломок был несколько разлохмачен, как будто отломался в тот момент, когда суком что-то поднимали, используя в качестве рычага.
Поискав глазами, Пётр, на удивление, сразу обнаружил искомый сук. Тот лежал неподалёку, в той же арке. Он приложил обломок – все сомнения отпали.
Николай и матросы, стоя рядом, наблюдали за его действиями, ожидая развязки с разоблачением убийцы. Это уже вошло в традицию – инициатива в любом серьёзном расследовании сразу же отдавалась Мартынову, а прочие, иногда высказывая своё мнение, в основном выполняли его указания. Зато бесплатно наблюдали всю детективную историю непосредственно.
Выпрямившись, Мартынов подозвал дворника, который уже закончил подметать и ожидал, наблюдая за процессом расследования.
Тот мгновенно оказался рядом и выпрямился навытяжку, держа метлу как ружьё у ноги. Пётр вздохнул, но ничего на эту тему говорить уже не стал. Видать, бывший солдат, ему так привычнее. Пусть уж.
– Товарищ Кузьма, сам видишь. Дело серьёзное. Убийство. Ты расскажи о его домашних. Сам понимаешь, нам знать бы надо. Потом мы туда, в квартиру пойдём, а ты тело покараулишь. У них есть телефон?
– Так точно, Пётр Петрович. У такого человека в квартире не может не быть. Я сам видел, как шкаф чинить вызывали. Так, насчёт домашних. Первый – сын. Василий Александрович. Серьёзный господин. Но добрый и вежливый, как отец. Тоже завсегда остановится, поздоровается, расспросит. Правда, на чай не оставлял, да я не в обиде. Таких денег, как у отца, у него нету. Служит в том же кредитном товариществе. Не директором, ясное дело.
Глафира. Кухарка у них. Готовит, за продуктами сама ходит. Бывало, останавливалась со мной поболтать. Баба как баба. Кухарка, одним словом.
Пантелеймон. Лакей … ну, как теперь он называется – не ведаю. Александр Василич его мажордом называл. Не знаю, что значит. Мужчина как мужчина. Много говорить не любит, особенно о господах. Но поговорить может. В опчем, человек как человек.
Маргарита Николавна. Ихняя … покойника, значит, супружница новая. Прежняя-то, Мария Степановна, два с лишком года тому, в зиму померла. От простуды. Жаль, хорошая женщина была. Тихая, спокойная. Вежливая, как муж. В одночасье сгорела. Эх, кончилась семья. Упокой, Господи, их души, – Кузьма размашисто перекрестился и продолжил.
– В опчем, Александр Василич погоревал-погоревал, да и женился снова год с лишком тому. Новая-то не такая, как покойная Мария Степановна. Молодая, а форсу – как у королевны. Никогда не поздоровается. Как меня и нету. И мужу, когда с ним, не даёт. Что ты, мол, с ним разболтался, нам ехать пора. И за руку тянет. А тот за ней, как телок на привязи. Да и то, моложе она его лет на двадцать-тридцать, и выглядит завсегда как барыня. И одета, и накрасится вся, и даже походка у неё – как будто завлекает. Он, конечно, сразу разум и теряет. Эх, седина в бороду, одно слово, – пригорюнился Кузьма и, вдруг встрепенувшись, добавил:
– Ан Глафира сказывала, ссориться они в последнее время всё чаще стали. Он-то, вишь, бывает, как придёт, так сразу к ней. И начинает. Орёт, кричит, гневается одним словом. Глафира говорила – молодыми людьми попрекает. Мол, ласкова больно с теми. Ну так что поделаешь. Взял молодую – сам виноват. А она поворкует, подольстится, обнимет, поцелует, скажет – любит, мол, только его – он и размякнет. Ещё и подарки дарит потом с извинениями. Одно слово, опять скажу. Седина в бороду – бес в ребро. Нет хуже дурака, чем старый дурак.