Лицо Владимира Ильича выразило недоумение.
– Т-т-тьо-хи?
– Троцкий? – моргание, – Вас удивляет, что я не упомянул Троцкого? – моргание, – Но Троцкий уже не из главных. Он пошёл против линии ЦК. Открыл антипартийную дискуссию. ЦК во главе с вашим учеником товарищем Сталиным Троцкого осудил.
– Х-х-а-и-е? С-с -и-о-е?
– Каменев? Зиновьев?
Моргание.
– Они тоже пошли против ЦК. И тоже публично осуждены.
Лицо Ленина стало задумчивым.
Мартынов спохватился.
– Ах, да. Вы же устали, наверное. Столько новостей. Вам надо осмыслить. Владимир Ильич, всё равно время прогулку заканчивать. Давайте, я вас отвезу в вашу спальню. И никому не скажу, что вы пришли в себя. Я ведь строевой долдон, мог и не заметить.
Моргание. Уголки ленинского рта чуть дрогнули, как будто он попытался улыбнуться. Но сразу же лицо вождя снова сделалось серьёзным.
И задумчивым.
Сидя в коляске в своей спальне, заботливо стараниями сиделки укутанный пледом, Ленин задумчиво смотрел в окно на сумеречное степное небо. Сиделка мирно подрёмывала в углу на стуле.
Но тут процесс размышлений был прерван. Наступило время ежевечернего врачебного осмотра.
Дверь отворилась, и в комнату влетел энергичный стриженный ёжиком круглолицый человек, черты лица которого недвусмысленно выдавали принадлежность к азиатской расе. Человек был невысок, но очень широк в плечах. Таких иногда называют "квадратными". На лице его сияла сладкая улыбка, глаза почти превратились в щёлочки.
Это и был монгольский доктор Дорж, ныне – лечащий врач Ленина.
Схватив свободный стул, он поставил его рядом с коляской. Затем сел, развернул пациента к себе и пытливо уставился ему в лицо. Всё это время, не переставая, говорил, причём никакого акцента в его речи не угадывалось:
– Так-так, что у нас тут? Так, позвольте-ка. Глаза … прекрасно, белки чистые … цвет кожи … лучше. Владимир Ильич, Пётр Петрович мне сказал, что вы пришли в себя и даже пытались разговаривать. Это чёрт знает насколько хорошо! Прекрасно! Великолепно! Блестяще! Ну-ка, пощупаем пульс.
Пульс доктор Дорж проверял не совсем стандартно. Обеими руками соответственно на обеих руках пациента. И на каждой руке пульс выслушивался сразу в нескольких точках.
Пётр Мартынов, зачастую присутствовавший на осмотрах, как-то раз спросил доктора – что это за способ. И получил в ответ целый спич – что у человека на самом деле шесть основных пульсов, по три на каждой руке. И каждый из этих шести несёт свою информацию о состоянии и функционировании различных органов. И информацию немалую. Играет роль всё. Частота пульса, наполнение, ритмичность и так далее. А совокупность получаемых доктором таким образом данных вкупе с цветом кожи, глаз, ногтей и чего-то там ещё – Пётр всего не запомнил – позволяет ставить диагноз достаточно точный.
– О, и кровообращение явно лучше, – просто с каким-то восторгом информировал пациента доктор, – идёте на поправку. Пётр Петрович сказал, чтобы я не спешил с обнародованием этого факта. Я не знаю, зачем, но всё равно это не моё дело. Я – врач, а контактами с внешним миром занимается Пётр Петрович. А вам, – он обернулся к сиделке, не выпуская, впрочем, рук пациента из своих, – комендант велел передать … как и остальным. Улучшение здоровья Владимира Ильича пока – строжайшая тайна. Если кто проболтается – ответит по всей строгости. Пётр Петрович сам доложит кому следует. Ясно?
Сиделка, улыбнулась, вежливо кивнула и снова откинулась на спинку стула, спокойно глядя на доктора. Было видно, что ничего нового тот ей не сообщил.
– Так, теперь о делах медицинских, – продолжал доктор, снова глядя во внимательныс ленинские глаза, – Разумеется, больше гулять. Вообще, больше двигаться. Пытайтесь приподниматься в кресле. Делать что-то руками. Любая двигательная активность приветствуется. Надеюсь, вскоре сможете даже ходить. Медленно и осторожно, конечно. Вы очень долго были без движения. Мышцы сильно атрофировались. Надо разрабатывать. То же самое мозги. Разрешаю читать. Всё, что будет приносить Пётр Петрович. Газеты, журналы.
На лице Ленина появилась живейшая заинтересованность. Видно было, что последние слова доктора пришлись ему по душе.
– И разговаривать, – продолжал тот, – Как можно больше. Органы речи тоже надо разрабатывать. Говорите с Петром Петровичем, с сиделкой, со мной.
– Х-х-хо-о-шо, – послушно выдавил пациент, – бу-у та-а-са.
– Превосходно! Вы меня поняли. Но твёрдо запомните одно! Не переборщите! Утомляться строжайше запрещаю! Как только почувствуете малейшее утомление – немедленно всё бросать и отдыхать! Вы ещё очень слабы. Нужно быть осторожным. Ну, всё, осмотр на сегодня закончен. Побегу, мне придётся внести коррективы в ваше вечернее питьё. Больше общеукрепляющего. Продолжайте выздоравливать!