– То, что произошло, это восстание, а не заговор, – зазвучал в зале голос Троцкого, – Восстание народных масс не нуждается в оправдании. Мы закаляли революционную энергию рабочих и солдат. Мы открыто ковали волю масс на восстание. Наше восстание победило.
И теперь нам предлагают: откажитесь от победы, заключите соглашение. С кем? Вы – жалкие единицы, вы – банкроты, ваша роль сыграна, отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории.
Лев Давидович всегда любил выражаться красиво и пышно. Сейчас он имел полную возможность это проделывать.
Тем более, что подавляющее большинство эсеров и меньшевиков после этого покинули съезд, демонстрируя своё неприятие произошедшего.
26 октября 1917-го года
Жизнь в Смольном буквально бурлила. Когда жена Троцкого Наташа вошла в комнату, было ещё утро. Она увидела мужа, Ленина, каких-то других членов ЦК и ещё много народу.
Цвет лица у всех был серо-зеленый, бессонный, глаза воспаленные, воротнички грязные. В комнате стоял густой табачный запах.
Кто-то сидел за столом. Возле стола стояла толпа, ожидавшая распоряжений. Ленин и Троцкий были окружены людьми. Наташе показалось, что распоряжения даются как во сне.
Что-то было в движениях и в словах сомнамбулическое, лунатическое. Наташе на минуту показалось, что все это она сама видит не наяву, и что революция может погибнуть, если они хорошенько не выспятся и не наденут чистых воротничков.
Власть завоевана, по крайней мере в Петрограде. Ленин тоже еще не успел переменить воротничок. На уставшем лице бодрствовали глаза. Он посмотрел на Наташу дружественно, мягко, с какой-то застенчивостью.
– Знаете, – сказал Владимир Ильич нерешительно, – сразу после преследований и подполья к власти … как-то … .
Впрочем, разговор на этом и оборвался. Ленина позвали. В углу комнаты началось импровизированное рабочее совещание. Надо формировать новое правительство.
– Как назвать? – рассуждал вслух Ленин, – Только не министрами: гнусное, истрепанное название.
– Можно бы комиссарами, – предложил Троцкий, – но только теперь слишком много комиссаров. Может быть, верховные комиссары? Нет, "верховные" звучит плохо. Нельзя ли "народные"?
– Народные комиссары? Что ж, это, пожалуй, подойдет. А правительство в целом?
– Совет, конечно, совет… Совет народных комиссаров, а?
– Совет народных комиссаров? Это превосходно: ужасно пахнет революцией!..
– А что, – вдруг неожиданно спросил Ленин, – если нас с вами белогвардейцы убьют, смогут Свердлов с Бухариным справиться?
– Авось не убьют, – ответил Троцкий, смеясь.
– А черт их знает, – сказал Ленин. И сам рассмеялся.
На заседании ЦК Владимир Ильич предложил назначить Троцкого Председателем Совета Народных Комиссаров. Тот подскочил с места с протестом – до такой степени это предложение показалось ему неожиданным и неуместным.
– Почему же? – настаивал Ленин, – Вы стояли во главе Петроградского Совета, который взял власть.
Троцкий предложил отвергнуть предложение без прений. Так и сделали.
Лев Давидович в потаённых мечтах видел, что его никуда не назначили, и можно выспаться и отдохнуть. Было то же чувство, что у хирурга после окончания трудной и опасной операции: вымыть руки, снять халат и поспать.
Ленин наоборот только что прибыл из своего убежища, где три с половиной месяца томился оторванностью от непосредственного практического руководства. Одно совпадало с другим, и это еще более питало стремление Троцкого отойти хоть на короткое время за кулисы.
Но Ленин не хотел и слышать об этом. Теперь он потребовал, чтоб Лев Давидович встал во главе внутренних дел: борьба с контрреволюцией, мол, сейчас главная задача. Троцкий возражал
– Стоит ли давать в руки врагам такое дополнительное оружие, как моё еврейство?
Ленин был почти возмущён.
– У нас великая международная революция! Какое значение могут иметь такие пустяки?
– Революция-то великая, но и дураков осталось еще немало.
– Да разве ж мы по дуракам равняемся?
– Равняться не равняемся, а маленькую скидку на глупость иной раз приходится делать. К чему нам на первых же порах лишнее осложнение?
Троцкому удалось привлечь на свою сторону Свердлова и еще кое-кого из членов ЦК. Ленин остался в меньшинстве. Он пожимал плечами, вздыхал, покачивал укоризненно головой и утешил себя только тем, что бороться с контрреволюцией будем все равно, не считаясь с ведомствами.
А Льва Давидовича поставим наркомом печати. Журналистика ему близка – вот и славно.