Большевики утверждают, что с позиций интернационализма было вполне допустимо принимать помощь у немецких империалистов, не для того, разумеется, чтобы помочь Германии, а в качестве военного средства для достижения своих собственных интересов[143]. Мы приводим эти рассуждения в том виде, в каком они высказываются Лениным. Говорить о прецедентах в истории Французской революции, разумеется, не приходится. Не могу представить, чтобы Робеспьер получал деньги у Питта, тем более не могу вообразить, чтобы Дантон подписал договор в Брест-Литовске. Для них самоуважение нации не было, как для Ленина «предубеждением мелкопоместных дуэлянтов». Их договоры не были, как у Троцкого в мрачной комедии Брест-Литовска возможностью удовлетворить так называемое революционное честолюбие при подлинно буржуазном любезном обмене услугами с графами и князьями.
В истории сепаратного мира с Германией судьба была весьма благосклонна к большевикам. Если после всего случившегося они ещё пользуются симпатией во Франции, Англии или Италии, им явно благоприятствуют звёзды. Кто в конце 1917 года мог предвидеть, что союзники одержат решительную победу над Германией без помощи России? Только не большевики. Троцкий в речи 15 февраля 1918 года заявил во всеуслышание, что совершенно не ожидал триумфа союзников. В какой степени мир в Брест-Литовске[144] был разумным и изящным манёвром? Насколько правдиво теперешнее утверждение большевиков, что они обманули немцев? Правды в их утверждении нет. Кульманы и Чернины знали, что делали. Брест-Литовский мир был, если воспользоваться словами Ленина, «передышкой» для немцев гораздо в большей степени, чем для большевиков. Этот мир чрезвычайно усилил позиции Германии, так как силы, высвобожденные после распада русской армии, были переброшены на западный фронт[145].
Что если бы Германия одержала решительную победу до прибытия в Европу американского подкрепления? Доставка американских военных сил в нужное время была серьёзной технической проблемой. Возможность её успешного решения не предвидели специалисты, гораздо более компетентные, чем большевики, Людендорф и Гинденбург. С падением европейских демократий немецкий империализм не позволил бы большевистскому режиму сохраниться и на двадцать четыре часа. Воспользовавшись большевиками для своих целей, немцы избавились бы от них без малейших церемоний, как они поступили с прогерманскими правительствами Украины и Финляндии. В Москве нашлись бы свои Скоропадские и Маннергеймы.
По тысяче разных причин всё сложилось по-другому. Людендорф допустил стратегическую ошибку и опоздал с доставкой войск в Салоники, так что там смогли высадиться союзники. Затем, он не создал резервов, достаточных для отражения натиска союзников в апреле 1918 года. Этот натиск был грандиозным усилием промышленного и военного механизмов демократических стран. В результате блокады в Германии разразился голод, пали Болгария и Турция. Непредвиденные события происходили без счёта. Среди этих непредвиденных событий была и развернувшаяся в Германии большевистская пропаганда, которая сама по себе имела очень небольшое значение и не оказала бы влияние на события без участия других факторов. Всю ситуацию большевики не видели. Брест-Литовск сослужил немецкому империализму отличную службу, но её оказалось недостаточно, и никакой службы не было бы достаточно, для победы Германии. Триумф Германии означал бы гибель демократии, гибель социалистических идей и, без всякого сомнения, гибель большевиков.
Заключение Брест-Литовского мира было изменой и с пролетарской, и с патриотической точки зрения. Сейчас после победы союзников дело выглядит совсем иначе, чем в июне 1918 года, когда немцы стояли у Шато-Тьери, с учётом перспективы установления немецкого военного правительства в Париже по образцу большевистского. Интересно, что бы тогда говорил Жан Лонге?
143
Те же самые большевики обвиняют интервентов в получении военной помощи от демократических союзников.
144
Большевики гордятся тем, что перехитрили немецких империалистов, которые принудили их капитулировать в Брест-Литовске, но сами не ожидали в Германии революции, устроенной большевиками. Без сомнения большевики давали огромные денежные средства спартакистам с целью свержения Вильгельма II, но своими действиями в России большевики сделали гораздо больше для сохранения власти кайзера. Их злокозненное воздействие на русскую армию и страх, внушаемый в Германии примером большевистской революции, затянули существование германского милитаризма на целый год. Ландау-Алданов «Мир народам» стр. 96.
145
В 1916 году на Русском фронте находились 137 дивизий противника, ими командовали три наиболее компетентных немецких генерала: Гинденбург, Людендорф, Макензен. В августе 1917 накануне падения Керенского дивизий было 146. Сколько же осталось после Брест-Литовска? Одного этого факта достаточно, чтобы оправдать русских, сохранивших верность Антанте, в том, что они восприняли как оскорбительное предательство приглашение союзниками «всех русских сил» на конференцию в Принкипо.