– Солидный мужчина, – вынесла вердикт хранительница проходной и ловко изобразила на пальцах таксу за ночь. – Деньги вперед за неделю.
– На третьем этаже, с окнами во двор можно?
– Только из уважения к Мещерскому. Он, кстати, здесь. «Принимает зачет» у первокурсницы.
И точно – на третьем этаже на встречу попалась слегка оплывшая, но внушительная фигура с творчески взъерошенными вихрами того неопределенного оттенка, что встречается у мужчин, успешно переживших кризис среднего и последующих возрастов. Большой корабль плыл по коридору и мелкие лодчонки учащихся расступались. Только и питерский гость привык, чтобы ему очищали фарватер, и шел встречным курсом. Столкновение, а штурманша пыталась его предотвратить, дергая за рукав, становилось неизбежным. Предвкушая инцидент, зрители вытягивали шеи, стараясь разглядеть мизансцену, которую готовила Жизнь – лучший из режиссеров. Но ружье, уже повисшее на стене, не выстрелило: демиург-постановщик предпочел использовать эффект обманутого ожидания.
– Сударь, вы бы смотрели по сторонам, – затормозив, бросил экс-глава Временного правительства, раздраженный путешествием из Петербурга в Москву, – не ровен час пострадаете от собственной рассеянности.
– Вы, собственно, что тут делаете? В училище посторонним вход воспрещен, – остановился и преподаватель, только тут подняв очи, ранее опущенные к долу. – Боже, какая фактура! – мозг переключился в профессиональный режим. – Не припоминаю: вы из Ленкома или из Таганки?
– Керенский Александр Федорович, – точный полупоклон головы при абсолютно прямой спине.
– Ну, конечно! Извините, сразу не признал. У кого сейчас снимаетесь? Не слышал, чтобы запустили в производство фильм про революцию.
– Александр нынче в простое, – поспешила вмешаться женщина. – Я – Лидия, его импресарио. Кстати, у вас училась.
– Да-да, милочка, – не узнавая давнюю пассию, буркнул гроза студенток с академической неуспеваемостью. – А реквизит «керенского» у вас имеется с собой? Френч, сапоги и прочее?
– Имеется, – почуяв потенциальную антрепризу, «импресарио» тряхнула сумкой с вещами.
– Волшебно! Возможно, у меня что-нибудь для вас образуется, – Мещерский непривычно для себя обогнул айсберг, излучавший холодное презрение, и заспешил в рабочий кабинет, чтобы сделать звонок. – Не исчезайте, потребуетесь ближе к вечеру.
Кто бывал в общагах, не удивился бы аскетизму и запущенности комнаты. Небывавших обстановка способна расстроить до слез. Вождь после краха февральской революции успел переночевать на дюжине конспиративных квартир. Сперва из числа «господских» – с анфиладой комнат и залов. Потом «обывательских» – достаточно вместительных и комфортабельных. Потом петербургский резидент английской разведки «Сомервиль», в последствии известный писатель Сомерсет Моэм, прятал его в клоповниках трущобного Петрограда. Именно их напоминали запустением закоулки АКУЛы. Нет, ТВ и холодильник имелись, интернет функционировал, но, видимо, для формирования артистизма, как и революционности, во все времена нужны спартанские условия. Сильнейшие пробиваются наверх, слабейшие спиваются вниз. Остальные держатся на плаву, выживая любыми способами, как Клава, Лида или Мещерский.
Оппозиция считается либеральной, лишь поскольку не призывает вешать либералов. Остальных порой очень хочется, если не вздернуть, то вздрючить по-взрослому. Митрофан по кличке «Полтора процента» хотел бы жуткой участи для троицы хохочущих парней, явно антилибералов. Истовый гнев не мог остудить сливочный крем, стекающий по упитанным щекам. Торт прохладный – злоумышленники купили здесь же перед метанием в бывшего премьера правительства РФ. И прямо в престижном ресторане совершили злодеяние против оппозиционного лидера. Хотя за такого его держали лишь некоторые посольства и иностранные СМИ. Выросший из финансовых чиновников постсоветской России, прорвавшийся на правительственный Олимп и низвергнутый с него он страстно мечтал вновь оказаться в правящей верхушке. Увы, в Кремле его не замечали, не желали ставить на кормление. От того на душе грустно, хотя карманы не пустовали и гастроли на Западе доступны, пусть с крайне скромной аудиторией. От того хотелось порвать как бумажку ближайшего тортометателя, но – не царево дело, опять же физическая форма подзапущена, да и пригласивший на обед бизнесмен струсил.
Пока составлял заявление в ОВД «Китай-город», настроение упало до отрицательных величин. Фыркающие от смеха менты, задержанные бомжи, обворованные туристы – отнюдь не либеральный электорат. Единственным представителем последнего являлся адвокат, гладкий и обходительный франт, чье благополучие напрямую зависело от неблагополучия клиентов.